Глухая стена

Манкелль Хеннинг

— Телефонная книжка, — сказала она. — Ну, которую Соня Хёкберг обычно носила в сумке. Она так и не нашлась.

— А она точно была?

— Эва Перссон подтвердила. Маленькая черная книжка, перехваченная резинкой.

— Тогда можно считать, что тот, кто убил Соню и выбросил ее сумку, забрал книжку себе.

— Скорей всего, так.

— Любопытно, какие телефоны были там записаны. Какие имена.

Анн-Бритт пожала плечами. Валландер пристально посмотрел на нее:

—

Как твои дела?

— Идут, — ответила она. — Только вот зачастую хуже, чем заслуживаешь.

Она вошла в свой кабинет и закрыла дверь. Валландер с минуту постоял в сомнениях. Потом все-таки постучал. Услышав ее голос, открыл дверь и вошел.

— Надо поговорить, — сказал он.

— Знаю. Извини, пожалуйста.

— За что? Ты сама сказала: зачастую дела идут хуже, чем заслуживаешь.

Он сел в посетительское кресло. В кабинете, как всегда, царил идеальный порядок.

— Надо как следует разобраться с этим изнасилованием, — продолжал комиссар. — Кстати, я еще не беседовал с матерью Сони Хёкберг.

— Она сложный человек, — сказала Анн-Бритт. — Горюет по дочери, конечно. И вместе с тем мне кажется, она боялась ее.

— Почему?

— Просто у меня такое ощущение. Я не знаю.

— А ее братишка? Эрик?

— Эмиль. Крепкий паренек. Хотя, разумеется, и для него случившееся — серьезная травма.

— В половине девятого у меня встреча с Викторссоном, — сказал Валландер. — А потом я, пожалуй, съезжу к ним. Полагаю, она уже вернулась из Хёэра?

— Они готовятся к похоронам. Все это сущий кошмар.

Валландер встал:

— Скажи, если захочешь поговорить.

Она покачала головой:

— Не сейчас.

В дверях комиссар обернулся:

— А что, собственно, будет с Эвой Перссон?

— Не знаю.

— Даже если виновной признают Соню Хёкберг, ее жизнь все равно испорчена.

Анн-Бритт поморщилась:

— Не уверена, что ты прав. По-моему, Эва Перссон из тех, кому все как с гуся вода. Как можно быть такой, для меня загадка.

Валландер призадумался над ее словами. Кой-чего он не понял, ну да ладно, после разберется.

— Ты Мартинссона не видела?

— Я встретила его, когда пришла.

— В кабинете его нет.

— Он у Лизы.

— Разве она приходит в такую рань?

— Они договорились заранее.

Что-то в ее голосе заставило Валландера насторожиться. Она с сомнением взглянула на него, потом сделала знак вернуться в кабинет и закрыть дверь.

— По какому же поводу?

— Иной раз ты меня удивляешь. Ведь все видишь и все слышишь. Ты опытный полицейский и знаешь, как мотивировать коллег. Но вместе с тем словно бы совсем слепой.

Валландера будто ударили под дых. Он молчал, ожидая продолжения.

— Ты всегда хорошо отзываешься о Мартинссоне. Он, мол, идет по твоим стопам. Вы успешно сотрудничаете.

— Я постоянно опасаюсь, как бы он не ушел в отставку.

— Он не уйдет.

— Мне он часто говорит об отставке. А ведь он в самом деле хороший специалист.

Анн-Бритт посмотрела на него в упор.

— Мне бы не стоило этого говорить. Но я скажу. Ты чересчур ему доверяешь.

— О чем ты?

— Он интригует у тебя за спиной. Как по-твоему, зачем он у Лизы торчит? Обсуждают, не пора ли тут кое-что обновить. Иными словами, не пора ли тебе уступить дорогу Мартинссону.

Валландер ушам своим не поверил:

— И каким же образом он интригует у меня за спиной?

Она сердито швырнула на стол нож для бумаги:

— Я тоже не сразу заметила. Но Мартинссон вправду интригует. Хитрый ловкач. Ходит к Лизе и жалуется на то, как ты ведешь расследование.

— Он считает, что я веду его неправильно?

— Так прямо он не говорит. Выражает легкое недовольство. Слабое руководство, странные приоритеты. Вдобавок он сразу побежал к Лизе и доложил, что ты думаешь привлечь на подмогу Роберта Мудина.

Валландер изумился:

— Я просто поверить не могу.

— А надо. Только надеюсь, ты понимаешь, что все это строго между нами.

Валландер кивнул. Боль под ложечкой усилилась.

— По-моему, тебе следует все это знать. Вот.

Валландер посмотрел на нее:

— Может, ты и сама думаешь так же?

— Я бы сказала. Напрямик. Без обиняков.

— А Ханссон? Нюберг?

— Я говорю о Мартинссоне. И больше ни о ком. Он рвется на трон.

— Но он же все время уверял, что даже не знает, хватит ли у него сил продолжать службу?

— Ты часто повторяешь, что надо смотреть вглубь, под поверхность, искать подоплеку. А Мартинссона всегда воспринимал поверхностно. Я заглянула поглубже. И увиденное мне не нравится.

Валландера словно парализовало. Утренняя радость исчезла без следа. Внутри нарастало бешенство.

— Я припру его к стенке, — сказал он. — Припру к стенке прямо сейчас.

— Вряд ли это разумно.

— А как прикажешь дальше работать с таким человеком?

— Не знаю. Но момент неподходящий. Начнешь разборку сейчас, только дашь ему новые козыри. Ты, мол, неуравновешен. И пощечина, которую ты влепил Эве Перссон, отнюдь не случайность.

— Вероятно, тебе известно и о том, что Лиза собирается отстранить меня от расследования?