Глухая стена
Шрифт:
Вдобавок у него нет времени. Он по горло занят расследованием, одним из самых сложных за всю его жизнь. Снова прошелся вокруг стола. Зачем он только писал в бюро знакомств? Нелепый поступок. Он взял письмо, порвал на мелкие клочки и швырнул в мусор. А затем вернулся к размышлениям, начатым еще вчера, после звонка Анн-Бритт. Перед отъездом в управление спустился в прачечную, вынул из машины чистое белье и заложил новую порцию. В кабинете надо первым делом написать себе записку, что не позже двенадцати нужно опорожнить стиральную машину
— Сегодня получим результаты, — сообщил криминалист. — В частности, мы разослали отпечатки пальцев по стране, чтобы проверить, не обнаружатся ли они и в других местах.
— Что же, собственно, произошло в машинном отделении?
— Лично я не завидую патологоанатому. Тело совершенно раздавлено, все кости переломаны. Да ты сам видел.
— Соня Хёкберг была мертва или без сознания, когда угодила под напряжение, — сказал Валландер. — Но так ли было с Юнасом Ландалем? Если это он.
— Да, он, — быстро вставил Нюберг.
— Значит, есть подтверждение?
— Личность удалось установить по необычному родимому пятну на щиколотке.
— Кто организовал эту процедуру?
— По-моему, Анн-Бритт. Во всяком случае, я говорил с нею.
— Стало быть, нет никаких сомнений, что погибший именно Юнас Ландаль?
— Насколько мне известно, сомнений нет. Родителей его тоже удалось разыскать.
— Итак, сначала Соня Хёкберг, потом ее парень.
Нюберг озадаченно посмотрел на него:
— Мне казалось, вы считаете, что именно он и убил ее? А в таком случае скорее напрашивается вывод о самоубийстве. Правда, способ уж больно дикий.
— Возможны и другие трактовки, — заметил Валландер. — Главное для нас сейчас, что удалось точно установить: это он.
Валландер прошел в кабинет, снял куртку, мельком успел пожалеть, что выбросил письмо Эльвиры Линдфельдт, и тут зазвонил телефон. Лиза Хольгерссон требовала его на ковер, сию же минуту. Охваченный дурными предчувствиями, он отправился к ней. Прежде Валландер охотно беседовал с Лизой. Но с тех пор как неделю назад она откровенно выразила ему недоверие, он сторонился ее. Давнее взаимопонимание кануло в Лету. Лиза сидела за письменным столом и встретила его улыбкой, правда едва заметной и вымученной. Валландер сел. В нем закипала злость, которая поможет отразить нападки, каковы бы они ни были.
— Скажу без предисловий, — начала Лиза, — внутреннему расследованию по поводу случившегося между тобой, Эвой Перссон и ее матерью, дан ход.
— Кто его проводит?
— Прислали человека из Хеслехольма.
— Человек из Хеслехольма… Звучит как название телесериала.
— Он сотрудник уголовной полиции. Кроме того, на тебя подали заявление инспектору по юридическим вопросам. И не только на тебя. На меня тоже.
— Так ведь ты ей затрещины не давала!
— Я в ответе за все, что здесь происходит.
— Кто подал заявление?
— Адвокат Эвы Перссон. Клас Харриссон.
— Понятно. — Валландер встал. Он не на шутку разозлился, утренняя энергия грозила исчезнуть, а этого ему совсем не хотелось.
— Я пока не вполне готова.
— Сложное расследование убийства — вот за что мы в ответе.
— Вчера я разговаривала с Ханссоном и знаю, что происходит.
А мне он ни слова не сказал, подумал Валландер. Его снова одолело неприятное ощущение, что коллеги шушукаются у него за спиной и норовят кое о чем умолчать.
Он снова грузно опустился в кресло.
— Ситуация непростая, — сказала Лиза.
— На самом деле нет, — перебил Валландер. — Инцидент, происшедший между Эвой Перссон, ее мамашей и мной, был именно таков, каким я его описал с самого начала. Могу повторить, слово в слово. Вдобавок ты же видела и видишь, я не потею, не нервничаю, не возмущаюсь. Меня злит другое — твое недоверие.
— Что же я, по-твоему, должна делать?
— Я хочу, чтобы ты мне верила.
— Но девчонка и ее мать утверждают другое. И их двое.
— Да хоть тыща. Ты бы должна верить мне. К тому же у них есть причины врать.
— У тебя тоже.
— У меня?
— Если ты ударил ее без оснований.
Валландер снова встал. Резче, чем в первый раз.
— Я не намерен комментировать эти твои слова. Но воспринимаю их как оскорбление.
Лиза попыталась возразить, но он ее оборвал:
— У тебя есть другие вопросы ко мне?
— Я по-прежнему не понимаю…
Садиться Валландер не стал. Между ними повисла тягостная напряженность. Капитуляции она не дождется, но ему хотелось поскорее уйти отсюда.
— Положение настолько серьезное, что я обязана принять меры. На время внутреннего расследования ты будешь отстранен от работы.
Что ж, это понятно. И покойный Сведберг, и Ханссон были в свое время отстранены от работы, пока шло внутреннее расследование якобы совершенных ими проступков. Что касается Ханссона, Валландер был убежден в ложности обвинений. В случае со Сведбергом он испытывал некоторые сомнения. Однако в обоих случаях не согласился с Бьёрком, их тогдашним начальником, что в самом деле необходимо отстранять их от работы. Не ему объявлять их виновными до завершения расследования.
Злость вдруг как рукой сняло. Он совершенно успокоился.
— Поступай как хочешь, — сказал он. — Но если ты меня отстранишь, я немедля ухожу в отставку.
— Это угроза?
— Понимай, черт побери, как тебе угодно. Я именно так и сделаю. И не пойду на попятный, когда вы наконец разберетесь, что они врали, а я говорил правду.
— Фотография — вот отягчающее обстоятельство.
— Вместо того чтобы слушать Эву Перссон и ее мамашу, лучше бы вам с хеслехольмским сыщиком разобраться, законно ли этот шустрый фотограф ошивался в наших коридорах.