Глухая стена
Шрифт:
Вполне возможно, он так и не вернется, хмуро подумал Валландер. Прошли те времена, когда к полицейским у нас относились с естественным уважением.
Однако мальчишка вернулся с розами. Валландер дал ему двадцать крон, накинув десятку за то, что он вправду вернулся. Многовато, конечно. Но на попятную идти поздно. К церкви подъехало такси. Он узнал мать Стефана. Хотя она постарела и выглядела не то что худой, а прямо-таки изможденной. Рядом с нею был мальчонка лет семи, видимо тот самый Йенс. Очень похож на брата. Глаза большие, широко распахнутые.
— Будем только мы, — сказала Анетта Фредман. — И священник.
А еще наверняка кантор, который играет на органе, подумал Валландер. Но вслух ничего не сказал.
Они вошли в церковь. Молодой священник, сидя на стуле вблизи гроба, читал газету. Валландер почувствовал, как Анетта Фредман внезапно вцепилась ему в плечо.
Он ее понимал.
Священник отложил газету. Они сели справа от гроба. Анетта Фредман по-прежнему цеплялась за его плечо.
Сперва она потеряла мужа, думал Валландер. Бьёрн Фредман, человек неприятный и грубый, бил ее и до смерти пугал своих детей. Но как-никак он был их отцом. А потом родной сын убил его. После этого умерла ее старшая дочь, Луиза. И вот теперь она хоронит сына. Что у нее осталось? Половина жизни? А может, и того меньше?
Кто-то вошел в церковь. Анетта Фредман словно и не слышала. Наверно, целиком сосредоточилась на том, чтобы выдержать тягостные церемонии. По проходу шла женщина, не молоденькая, примерно в годах Валландера. Теперь и Анетта Фредман заметила ее, кивнула. Та села чуть поодаль, у них за спиной.
— Это доктор, — шепотом сообщила Анетта Фредман. — Агнета Мальмстрём. Однажды, когда Йенс прихворнул, она лечила его.
Имя показалось Валландеру знакомым. Но лишь через минуту-другую он сообразил, что именно Агнета Мальмстрём и ее муж дали в свое время чрезвычайно важные показания, которые очень помогли в расследовании дела Стефана Фредмана. Однажды ночью он долго говорил с ней через «Радио Стокгольм». Она была тогда на яхте в открытом море, где-то в районе Ландсорта.
Церковь наполнилась звуками органа. Валландер догадался, что никакого органиста тут нет. Священник включил магнитофон.
Странно, почему не звонят колокола? — подумал комиссар. Ведь погребальный обряд всегда начинается колокольным звоном. Но эта мысль тотчас отступила, потому что пальцы Анетты Фредман еще крепче впились ему в плечо. Он бросил взгляд на мальчика, сидевшего с ней рядом. Стоило ли брать с собой на похороны семилетнего ребенка? Вряд ли это правильно. Хотя мальчик казался спокойным и собранным.
Музыка умолкла. Священник начал речь, построив ее на словах Иисуса: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне». Валландер смотрел на гроб и, считая цветы в венке, старался задавить подступающий к горлу комок.
Говорил священник недолго. Потом они подошли к гробу. Анетта Фредман дышала тяжело, будто одолевала последние метры изнурительного забега. Агнета Мальмстрём присоединилась к ним. Валландер обернулся к священнику, которому явно не терпелось поскорее освободиться.
— Колокола, — сурово произнес Валландер. — Когда мы выйдем из церкви, должны звонить колокола. Причем по-настоящему, а не в записи.
Священник нехотя кивнул. Любопытно, что было бы, предъяви я полицейское удостоверение, мелькнуло в голове у Валландера. Анетта Фредман и Йенс вышли из церкви первыми. Валландер поздоровался с Агнетой Мальмстрём.
— Я вас узнала, — сказала она. — Мы не встречались. Но ваши фотографии были в газетах.
— Она попросила меня приехать. И вам тоже звонила?
— Нет. Я сама решила прийти.
— Что же теперь будет?
Агнета Мальмстрём задумчиво качнула головой:
— Не знаю. К бутылке она чересчур пристрастилась. И как будет с Йенсом, я себе не представляю.
За этим негромким разговором они подошли к боковому притвору, где ждали Анетта с Йенсом. Зазвонили колокола. Валландер отворил дверь, бросил взгляд на гроб, который похоронщики уже приготовились вынести из церкви.
Неожиданно его ослепила фотовспышка. Возле церкви караулил папарацци. Анетта Фредман неловко заслонила лицо рукой. А фотограф присел на корточки, направил объектив на мальчика. Валландер хотел помешать ему, но не успел. Папарацци, даром что его ровесник, оказался проворней, отснял кадр.
— Неужели нельзя оставить нас в покое! — крикнула Анетта Фредман.
Мальчик расплакался. Валландер схватил фотографа за плечо, оттащил в сторону и рявкнул:
— Ты что ж это вытворяешь, а?
— Не твое собачье дело! — огрызнулся тот, обдав Валландера скверным запахом изо рта. — Что хочу, то и снимаю. Похороны серийного убийцы Стефана Фредмана — да у меня эти кадры с руками оторвут. Жаль, на панихиду я опоздал.
Валландер полез было в карман за полицейским удостоверением, но передумал и вместо этого резко рванул к себе камеру. Фотограф опешил, однако тотчас попытался выхватить ее. Валландер отодвинул его в сторону, исхитрился открыть заднюю крышку и выдернул пленку.
— Всему есть предел, — сказал он, возвращая камеру владельцу.
Тот ошарашенно уставился на него, потом достал из кармана мобильник:
— Я звоню в полицию. Это самоуправство!
— Звони, — сказал Валландер. — Звони. Я из уголовной полиции, а зовут меня Курт Валландер. Работаю в Истаде. Давай звони моим мальмёским коллегам, жалуйся.
Валландер швырнул пленку на землю и растоптал. В этот миг колокола смолкли.
Он взмок от пота. И все еще был взбешен. В голове эхом отдавалась мольба Анетты Фредман: «Неужели нельзя оставить нас в покое!» Фотограф тупо смотрел на растоптанную пленку. Мальчишки, как ни в чем не бывало, играли в мяч.
Еще тогда, по телефону, Анетта Фредман спросила, не выпьет ли он с ними кофейку сразу после похорон. И у него не хватило духу отказаться.
— Фотографий в газетах не будет, — сказал он Анетте.
— Почему они не оставят нас в покое?
Ответа у Валландера не было. Он взглянул на Агнету Мальмстрём. Но и та не нашлась что сказать.
Квартира на четвертом этаже обшарпанного доходного дома выглядела так же, как несколько лет назад. В ожидании кофе Валландер и Агнета Мальмстрём молчали. Валландеру почудилось, что на кухне звякнула бутылка.