Глухая стена
Шрифт:
Адвоката ее Валландер встретил в коридоре.
— Держится она очень собранно. Но я не уверен, что она отдает себе отчет, в чем ее подозревают, — сказал Лётберг.
— Она не подозреваемая. Она созналась в содеянном, — веско вставил Мартинссон.
— Молоток. Вы нашли его? — спросил Валландер.
— Она засунула его под кровать. Даже кровь не стерла. А вот вторая девчонка выбросила нож. Ищем до сих пор.
Мартинссон отправился по своим делам. Валландер и адвокат вместе вошли в комнату для допросов. Девушка
— Жвачки не найдется?
Валландер покачал головой. Взглянул на Лётберга, тот тоже покачал головой.
— Посмотрим, возможно, немного погодя организуем тебе жвачку, — сказал комиссар, включив диктофон. — Сперва мы побеседуем.
— Я уже все рассказала. Почему мне нельзя жвачку? Я могу заплатить. Ни слова не скажу, если не дадите жвачку.
Валландер подвинул к себе телефон, позвонил на вахту. Эбба наверняка все устроит, подумал он. Но, услышав в трубке незнакомый женский голос, вспомнил, что Эббы там нет. Она уже полгода на пенсии, а Валландер до сих пор не привык. Вместо нее работала молодая женщина лет тридцати, Ирена, которая раньше служила секретарем у врача и за короткое время сумела снискать симпатию всего полицейского управления. Но Валландер скучал по Эббе.
— Мне нужна жевательная резинка, — сказал он. — Не знаешь, у кого можно позаимствовать?
— Знаю, — ответила Ирена. — У меня.
Валландер положил трубку, пошел к Ирене.
— Для той девчонки? — спросила она.
— Быстро соображаешь, — похвалил Валландер.
Он вернулся в комнату для допросов, отдал жвачку Соне Хёкберг и тут только заметил, что забыл выключить диктофон.
— Начнем, — сказал он. — Шестое октября тысяча девятьсот девяносто седьмого года, шестнадцать часов пятнадцать минут. Допрос Сони Хёкберг. Проводит Курт Валландер.
— Мне что, опять рассказывать то же самое? — спросила Соня.
— Да. И постарайся отвечать отчетливо, в микрофон.
— Я ведь уже все рассказала.
— Возможно, у меня возникнут дополнительные вопросы.
— Неохота мне повторять все еще раз.
На секунду Валландер вышел из себя. Уму непостижимо — она не выказывает ни малейшего беспокойства, ни малейшей нервозности.
— Придется повторить. Ты обвиняешься в очень серьезном преступлении. И ты созналась. Обвиняют тебя в причинении тяжких телесных повреждений. А поскольку таксист очень плох, твое положение может еще ухудшиться.
Лётберг неодобрительно посмотрел на него, но промолчал. Валландер начал еще раз:
— Итак, тебя зовут Соня Хёкберг, а родилась ты второго февраля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.
— Я — Водолей. А вы?
— Это к делу не относится. Тебе
— Черт побери, я же не дура!
— Проживаешь с родителями здесь, в Истаде, на Траствеген, дом двенадцать.
— Да.
— У тебя есть младший брат Эмиль, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения.
— Вот ему-то и следовало бы тут сидеть, а не мне.
Валландер с удивлением посмотрел на нее:
— Почему это?
— Мы постоянно ссоримся. Он все время берет мои вещи. Лазает по моим ящикам.
— С младшими братьями и сестрами иной раз и правда трудновато. Но мы пока оставим эту тему.
Она по-прежнему спокойна, подумал Валландер. И эта ее невозмутимость портила ему настроение.
— Можешь рассказать, что случилось вечером во вторник?
— Жуткая скукотища — по второму разу рассказывать одно и то же.
— Ничего не поделаешь, придется. Значит, вы с Эвой Перссон пошли развлечься?
— В этом городе совершенно нечем заняться. Я бы хотела жить в Москве.
Валландер недоуменно воззрился на нее. Лётберг и тот удивился.
— Почему именно в Москве?
— Я где-то видала, что там жутко интересно. Масса всякого происходит. Вы в Москве бывали?
— Нет. Ты отвечай на мои вопросы. И всё. Стало быть, вы пошли развлекаться?
— Вы ведь и так уже знаете!
— Вы с Эвой, стало быть, близкие подруги?
— А то! Стали бы мы иначе вместе гулять? По-вашему, я тусуюсь с кем ни попадя?
Впервые за все время Валландеру показалось, что ее невозмутимость дала трещину. Спокойствие уступало место досаде.
— Вы давно знакомы?
— Не особенно.
— А точнее?
— Несколько лет.
— Эва Перссон пятью годами моложе тебя.
— Она мной восхищается.
— И что это значит?
— Так она сама говорит. Что восхищается мной.
— Почему восхищается?
— Это у нее надо спросить.
Обязательно спрошу, подумал Валландер. У меня к ней много вопросов.
— Расскажи-ка теперь, что произошло.
— О Господи!
— Рассказать придется, хочешь ты или нет. Мы можем сидеть тут хоть до поздней ночи, если потребуется.
— Ну, мы взяли по пиву.
— Эве Перссон всего лишь четырнадцать, верно?
— На вид она старше.
— Что было дальше?
— Взяли еще пива.
— А потом?
— Заказали такси. Вы же все знаете! Чего спрашивать-то?
— Вы, стало быть, решили напасть на таксиста?
— Нам были нужны деньги.
— Для чего?
— Так, ни для чего особенного.
— Вам были нужны деньги. Но не для какой-то конкретной цели. Правильно?
— Ага.
А вот и нет, неправильно, подумал Валландер. Он приметил в ней легкую неуверенность и тотчас насторожился:
— Обычно деньги нужны для какой-то цели, верно?