Глухая стена

Манкелль Хеннинг

Вытянув из стопки газету, Валландер заметил, что она английская и посвящена финансам.

— Чем ты занимаешься, если не секрет?

Ответ его удивил:

— Спекуляциями.

— На чем?

— Акции. Опционы. Валюта. Кроме того, держу долю в тотализаторе. Обычно английский крикет. Изредка американский бейсбол.

— Стало быть, играешь?

— Не на бегах. Даже ставок не делаю. Впрочем, биржевой рынок тоже своего рода игра.

— Работаешь прямо отсюда?

Хёкберг встал, жестом предложил Валландеру пройти в соседнюю комнату. Комиссар последовал за

ним — и замер на пороге. Там стояли целых три телевизора, по экранам которых бежали колонки цифр, а вдобавок несколько компьютеров и принтеров. На стенах — часы, показывающие время в разных частях света. Валландеру показалось, будто он попал в ЦУП.

— Говорят, технический прогресс сделал мир меньше, — сказал Хёкберг. — С этим можно поспорить. Но мой мир, без сомнения, стал больше. Сидя здесь, в этом плохоньком домишке на окраине Истада, я могу участвовать в торгах на всех мировых рынках. Могу подключиться к букмекерским конторам в Лондоне или Риме. Могу купить опцион на Гонконгской бирже и продать американские доллары в Джакарте.

— Вправду так просто?

— Не совсем. Требуются разрешение, связи, знания. Но в этой комнате я в средоточии мира. Когда угодно. Сила и уязвимость идут рука об руку.

Они вернулись в гостиную.

— Я бы хотел взглянуть на комнату Сони, — сказал Валландер.

Хёкберг провел его вверх по лестнице, мимо комнаты, которую, видимо, занимал мальчик по имени Эмиль. Хёкберг кивнул на одну из дверей.

— Я подожду внизу. Если я тебе не нужен.

— Нет, пожалуйста.

Тяжелые шаги Хёкберга стихли внизу. Валландер отворил дверь: скошенный потолок, приоткрытое окно. Тонкая гардина легонько колыхалась на ветру. Не двигаясь с места, он обвел комнату взглядом. Зная по опыту, как важно самое первое впечатление. Позднейшие наблюдения, конечно, способны выявить скрытый драматизм, заметный далеко не сразу. Но все же он непременно возвращался к самому первому впечатлению.

В этой комнате жила девушка. Ее-то он и искал. Кровать застелена. Повсюду розовые цветастые подушки. У одной короткой стены — стеллаж, уставленный несметным количеством игрушечных медвежат. На дверце гардероба — зеркало, на полу — толстый ковер. У окна — письменный стол. Совершенно пустой. Валландер долго стоял на пороге, рассматривая комнату. Здесь жила Соня Хёкберг. Потом вошел, присел на корточки, заглянул под кровать. Пыльно, только в одном месте отпечатался след какого-то предмета. Валландер вздрогнул. Он догадался, что там лежал молоток. Выпрямился, сел на кровать. Неожиданно жесткая. Пощупал лоб: опять поднялась температура. Склянка с таблетками лежала в кармане. В горле по-прежнему скребут кошки. Он встал, выдвинул ящики письменного стола. Ни один не заперт. Ключей вообще нет. Он и сам не знал, что ищет. Может быть, дневник или фотографию какую-нибудь. Но содержимое ящиков не привлекло его внимания. Он снова сел на кровать, размышляя о своей встрече с Соней Хёкберг.

Это ощущение возникло у него сразу. Едва он открыл дверь в комнату.

Что-то здесь было не так. Соня Хёкберг и ее комната совершенно друг с другом не сочетались. Он не мог представить ее

себе в этой обстановке, среди розовых медвежат. И все-таки комната ее. Он старался понять, что это может значить. И что правдивее? Соня Хёкберг, с которой он встречался в управлении? Или комната, где она жила и спрятала под кроватью окровавленный молоток?

Много лет назад Рюдберг учил его слушать. «У каждой комнаты свое дыхание. Надо лишь прислушаться. Комната расскажет много секретов о человеке, который в ней живет».

Поначалу Валландер отнесся к совету Рюдберга с большим сомнением. Но со временем понял, что Рюдберг преподал ему необычайно важный урок.

Ну вот, еще и голова заболела. В висках стучало. Он встал, открыл дверцу гардероба. Одежда на плечиках, внизу обувь. Да, только обувь и рваный медвежонок. На внутренней стороне двери — киноафиша. «Адвокат дьявола». В главной роли — Аль Пачино. Валландер помнил его по «Крестному отцу». Он закрыл гардероб, сел на стул возле письменного стола. Так комната была видна в другом ракурсе.

Чего-то здесь недостает. Ему вспомнилась комната Линды, когда она была тинейджером. Игрушечных зверушек у нее, понятно, тоже хватало. Но в первую очередь — портреты кумиров, они менялись, однако так или иначе присутствовали непременно, в том или ином виде.

В комнате Сони Хёкберг ничего такого не было. А ведь ей девятнадцать лет. Только киноафиша в гардеробе.

Валландер еще несколько минут побыл в комнате. Потом вышел, спустился вниз. Эрик Хёкберг ждал его в гостиной. Валландер попросил стакан воды, принял свои таблетки. Хёкберг испытующе посмотрел на него:

— Нашел что-нибудь?

— Я просто хотел посмотреть.

— Что с ней теперь будет?

Валландер покачал головой:

— Она подлежит уголовной ответственности и признала свою вину. Ей будет нелегко.

Хёкберг молчал. Валландер видел, что он очень удручен.

Потом он записал телефон Хёкберговой свояченицы в Хёэре. А засим распрощался.

Ветер усилился. Налетал шквал за шквалом. Комиссар поехал обратно в управление. Чувствовал он себя паршиво. После пресс-конференции надо сразу домой и в постель.

Когда он вошел в проходную, Ирена замахала рукой, подзывая его. Валландер заметил, что она бледная как полотно.

— Что случилось? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Ирена. — Но тебя тут искали. А ты, как всегда, не взял с собой мобильник.

— Кто меня искал?

— Все.

Валландер потерял терпение:

— Кто — все? Нельзя поточнее?

— Мартинссон. И Лиза.

Валландер пошел прямиком к Мартинссону. Ханссон тоже был там.

— Что стряслось? — спросил комиссар.

Ответил Мартинссон:

— Соня Хёкберг сбежала.

Валландер недоверчиво посмотрел на него:

— Сбежала?

— Да, примерно час назад. Все силы брошены на поиски. Но она будто сквозь землю провалилась.

С минуту Валландер глядел на коллег.

Потом снял куртку и сел.

6

Комиссару потребовались считаные минуты, чтобы понять, что произошло.