Глухая стена
Шрифт:
Он глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть и не знал, что прячется под водой.
— К несчастью, ситуация осложнилась, так как одна из преступниц сбежала. Но мы рассчитываем в скором времени схватить ее.
В зале воцарилась тишина. Потом наперебой посыпались вопросы.
— Как зовут беглянку?
Валландер взглянул на Лизу Хольгерссон. Та кивнула.
— Соня Хёкберг.
— Откуда она сбежала?
— Отсюда. Из управления.
— Как это могло случиться?
— Мы как раз сейчас выясняем обстоятельства.
—
— В самом прямом. Устанавливаем, как Соня Хёкберг сумела сбежать.
— Иначе говоря, побег совершила опасная преступница?
Валландер замялся, потом сказал:
— Пожалуй. Но я не уверен.
— Она либо опасна, либо нет. Вы что, не можете решить?
Валландер потерял терпение. Уже в который раз за этот день. Ему хотелось поскорей покончить со всем этим, уйти домой и лечь в постель.
— Следующий вопрос.
Но журналист не отставал:
— Мне нужен однозначный ответ. Опасна она или нет?
— Другого ответа дать не могу. Следующий вопрос.
— Она вооружена?
— Мы не знаем.
— Чем был убит шофер?
— Ножом и молотком.
— Вы нашли орудия убийства?
— Да.
— Можно их увидеть?
— Нет.
— Почему?
— Дознание пока не закончено. Следующий вопрос.
— Она объявлена в розыск по стране?
— Пока достаточно регионального розыска. И это все, что мы сейчас можем сказать.
Такое завершение пресс-конференции вызвало бурные протесты. Валландер прекрасно понимал, что у журналистов осталось множество более или менее важных вопросов. Но он встал и чуть ли не силой поднял на ноги Лизу Хольгерссон.
— На сегодня хватит, — буркнул он.
— Может, стоит еще немного задержаться?
— Тогда действуй. Они узнали все, что им полагается. Остальное допишут сами.
Телевидение и радио настаивали на интервью. Валландер решительно пробился сквозь чащу микрофонов и видеокамер.
— Придется тебе взять это на себя, — сказал он Лизе Хольгерссон. — Или попроси Мартинссона. Я пойду домой.
Они вышли в коридор. Лиза с удивлением посмотрела на комиссара:
— Ты идешь домой?
— Если хочешь, можешь пощупать мой лоб, я разрешаю. Я заболел. У меня температура. В управлении достаточно других полицейских, чтобы искать Хёкберг. И отвечать на дурацкие вопросы.
Не дожидаясь ответа, он зашагал прочь. Так нельзя, думал он. Я должен бы остаться и навести порядок в этой неразберихе. Но я не в состоянии.
В кабинете Валландер надел куртку и вдруг заметил на столе записку. Оставил ее Мартинссон — почерк его.
«Врачи говорят, Тиннес Фальк умер естественной смертью. Преступления не было. Дело можно закрыть».
Лишь через несколько секунд Валландер вспомнил, что речь идет о человеке, который найден мертвым возле банкомата, неподалеку от универмагов.
По крайней мере, от этого отвяжемся, подумал он.
Из управления он вышел через гараж, чтобы не столкнуться с журналистами. Ветер на улице бушевал вовсю, так и норовил сбить с ног, когда он направился к парковке. Валландер сел в машину, включил зажигание, но ничего не произошло. Попробовал еще несколько раз — тщетно, мотор окончательно сдох.
Отстегнув привязной ремень, комиссар вылез из машины и даже запирать ее не стал. По дороге к Мариягатан вспомнил, что обещал зайти в книжный, забрать книгу. Ну и ладно, с этим можно повременить. Как и со всем прочим. Сейчас он хотел только одного — спать.
Проснувшись, он как бы рывком выскочил из сновидения.
Снилась ему пресс-конференция, только проходила она в доме, где жила Соня Хёкберг. Он не сумел ответить ни на один вопрос журналистов. А потом вдруг увидел в глубине комнаты своего отца. С виду совершенно невозмутимый, тот сидел среди телекамер, писал свой всегдашний осенний пейзаж.
Тут-то Валландер и проснулся. Полежал прислушиваясь. Ветер давил на оконное стекло. Комиссар повернул голову. Часы на столике возле кровати показывали полседьмого. Он проспал почти четыре часа. Попробовал глотнуть. Горло болит по-прежнему. Но температура спала. Надо полагать, Соню Хёкберг так и не нашли. Иначе бы уже позвонили. Он встал, пошел на кухню. На столе лежала записка насчет мыла. И он приписал, что надо забрать в книжном заказ. Потом заварил чай. Поискал лимон — увы, в ящике для фруктов лежали только потемневшие помидорины да гнилой огурец, который немедля отправился в помойное ведро. С чашкой чая он прошел в гостиную. Пылища в углах. Вернулся на кухню, записал, что надо купить мешки для пылесоса.
Вообще-то лучше всего, ясное дело, купить новый пылесос.
Подвинул к себе телефон, позвонил в управление. На месте оказался только Ханссон.
— Ну, как там дела?
Голос у Ханссона был усталый:
— Девчонка бесследно исчезла,
— Что же, никто ее не видел?
— Никто. Стокгольмское начальство звонило, выразило недовольство здешними происшествиями.
— Не сомневаюсь. Но предлагаю пока оставить это без внимания.
— Говорят, ты расхворался?
— Завтра буду в норме.
Ханссон доложил, как идут поиски. Валландер не нашел к чему придраться. Девчонку объявили в региональный розыск. На очереди всешведский. Ханссон обещал в случае чего сразу позвонить.
Закончив разговор, Валландер взял в руки пульт телевизора. Надо бы посмотреть новости. Побег Сони Хёкберг наверняка главная сенсация во всем Сконе. А может, даже и во всей стране? Но потом отложил пульт, поставил диск с вердиевской «Травиатой». Лег на диван и закрыл глаза. Думая о Эве Перссон и ее матери. О том, с какой яростью девчонка набросилась на мать. О ее равнодушных глазах. Тут зазвонил телефон. Он сел, приглушил музыку и взял трубку.