Глупости зрелого возраста
Шрифт:
— Ты только о деньгах и думаешь, — лежа в месиве из осколков посуды и остатков еды Сева завершил мысль.
А о чем еще мне думать, могла бы возразить Ира. Счет за разбитую посуду, за уничтоженный чужой и недоеденный свой ужин, взятка администратору ресторана, жаждущему вызвать милицию, испорченный костюм, поездка на такси и транспортировка Севы опустошили ее кошелек.
Глава 6. Утро стрелецкой казни
Меряя шагами чужую квартиру, Ира, как настоящая
Ира поднесла гастрономическое чудо — хлеб, колбаса, помидор, майонез, расплавленный сыр — ко рту и недовольно покачала головой. Конструкция не влезала в рот.
Рубаняк появился в самый неподходящий момент, когда, зажав зубами бутерброд, она левой рукой запихивала за губу кусок помидора. Мелочи вроде капель майонеза на столе и перепачканных щек сразу утратили значение. Ибо шок, отразившийся в глазах аккуратиста-директора, затмил масштабами собственное смущение.
«Кушаю, как свинья…», — от неловкости Ира чуть не подавилась, но лицо не потеряла. С трудом преодолев порывы к кашлю и извинениям, едва прожевав откушенный кусок, она с ироничной вежливостью предложила:
— Будете завтракать?
Сева отрицательно покачал головой.
— А кофе?
Теперь голова директора совершила согласный кивок.
— Вода в чайнике. Кофе в банке. Стол и стул перед вами.
Подробные инструкции помогли. Превозмогая ступор, Рубаняк бросил в чашку две ложки растворимого кофе, налил воды, сел на соседнюю табуретку.
— Это какой-то кошмар, — произнес спустя минуту.
Не поспоришь. Кошмар и есть.
— Согласна с вами.
— С тобой. Мы же на «ты».
— На «ты», так на «ты».
— У меня тоже иногда горячие бутерброды распадаются, — Сева тяжело вздохнул, признавая, что и он не безгрешен. — Но кушать надо аккуратно.
Грустные интонации больше относились к несовершенству мироздания, чем к сидящей рядом Ире. Следующая фраза окончательно подтвердила философское настроение директора.
— Тоска зеленая.
Вот тут можно было бы и подискутировать. Ирина тоска была черной, как вороново крыло. Но что обсуждать цвета, когда дел невпроворот?
— Сева, как мы открывать квартиру будем, а? — Ирин живой интерес разбился о каменное равнодушие Рубаняка.
— Не знаю, — ответил директор.
— Но мне домой надо.
— Сегодня суббота, куда торопиться. Ты ведь тоже одна живешь, как по выходным, не скучаешь? Я на стенку готов выть.
Воют на луну, на стенку лезут, хотела исправить Ира, но не успела. Рубаняка понесло.
— Как же все вокруг паскудно. Бабы — стервы, начальники — козлы, подчиненные — придурки. И вообще, жизнь — полное дерьмо.
Слушать рассказ о пережитых Севой страданиях можно было, не концентрируя внимания. Банальная история стала в той или иной редакции едва ли не визитной карточкой поколения. Он, она, сытая жизнь социалистического среднего класса. Перестройка. Снова сытая жизнь уже капиталистического среднего класса. А вот финал Севиной истории выпал из обще-социального контекста. В сорок пять лет, на последнем издыхании молодости, уставшая от художеств супруга, мадам Рубаняк подцепила серьезного бизнесмена, быстро развелась и выскочила повторно замуж.
— Ладно, жена, но и дочки бросили меня и теперь всячески избегают встреч.
— Не хорошо, — признала Ира.
— Этот мужик задарил девчонок, поэтому они забыли про меня.
— Забыли? — удивилась Ира. — Они же взрослые.
Дочки Севы были почти ровесницами Кости, им было хорошо за двадцать.
Пары-тройки уточняющих вопросов хватило, чтобы прояснить ситуацию. Оказывается, с момента развода, Рубаняк ни разу не виделся с дочерьми. Более, того даже не звонил им.
— Они меня предали. Если я нужен дочкам, пусть сами приходят, — с привычной обидой в голосе произнес Сева.
— Странные вы, мужчины создания. Мой бывший тоже не особенно вспоминает про сына.
Рубаняк пожал плечами и продолжил исповедь:
— Я, конечно, не агнел, грешил, признаю. Но такого обращения точно не заслужил.
Быть не ангелом в Севином представлении значило выпивать, сколько и когда ввздумается, иметь прижитого на стороне ребенка и соседку-любовницу.
— Сева, да ты — сволочь! — не хватило сил удержаться от комментариев. — Бедная твоя жена.
— Кто без греха, — вздохнуло сокрушенно руководство. — Но я хотел сохранить семью.
— Зачем?
— Как же, столько лет вместе.
— Она столько лет мучилась с тобой. И девочкам, небось, досталось сполна.
— Неблагодарные твари.
— Да, кстати, а что соседка? Куда она подевалась?
— Когда супруга укатила, эта нахалка попыталась перебраться ко мне. Мало того, потребовала узаконить нашу связь.
— Ты, естественно, отказался? — хмыкнула Ира.
— Конечно. — Оправдал надежды Сева. — На хрена мне эта хищница?!
— Так ты еще и обманул бедную женщину.
— Горазда, ты, Ирина Игоревна, ярлыки вешать. Неужели не понятно, мне тогда не до свадеб было. Я чуть не рехнулся от обиды. И одиночества. Пустая квартира, дочки не звонят, как жить дальше не понятно.
— Ну а потом? Когда все утряслось.
Сева обреченно махнул рукой.
— Потом я про соседку забыл. У меня другая женщина появилась. Затем третья. Один я никогда не был. Только сейчас. Но это уже совсем уже другая история.
— Расскажешь?
— В общих чертах: надоело быть предметом охоты. Надоело быть кошельком с ножками. Всё надоело и все.