Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
— Уходите. Ребята потеряли терпение, их ничем теперь не удержишь…
— Уйдём вместе. Зачем ты-то себя губишь?
— Нет. Я их не оставлю, вместе страдали, вместе будем погибать… Идите!
Поручик повернулся и, сгорбившись, зашагал к своему бараку.
— Ребята! Идём к артиллеристам. Там наши люди, — крикнул Волков.
— Урр-ра! Ур-ра!
Батальон выстроился и зашагал в темноту ночи.
Грянула нестройная революционная песня, но через минуту окрепла и полилась широкой волной:
Смело,Впереди шагал Волков. Все сомнения и тревоги, владевшие им ещё недавно, исчезли. Его охватило радостное, хмельное чувство свободы. Ему казалось, что он с верными товарищами шагает к светлым рубежам равенства, свободы и братства. В этот момент Волков не сомневался, что все солдаты поддержат их.
Но не так получилось. Вернувшийся накануне из отпуска начальник лагерного сбора генерал Воронов получил донос о готовящемся восстании и принял срочные меры. По его распоряжению к пулемётам была приставлена усиленная охрана. Всем офицерам даны инструкции, как действовать в нужный момент. Когда прозвучал сигнальный выстрел, командиры были уже на местах. Они собрали солдат и стали объяснять, что произошло в первом батальоне. Объясняли по-своему.
— Плохо получилось, ребята. В батальон проникли супостаты, крамольники, они подпоили главарей. Хотят организовать разбойничью банду, захватить оружие и уйти в горы, чтобы грабить мирных жителей. Это они называют революцией. Не понимают, что верных присяге и престолу солдат больше, чем бунтарей. Из Ташкента на рысях уже идут казаки. Всем крамольникам — крышка!
В солдатскую среду не успели широко проникнуть революционные идеи. Большинство верило начальству, не сомневалось в том, что бунт задохнётся. Поэтому, когда офицеры призвали солдат послужить царю и отечеству, нашлись добровольцы, пожелавшие усмирить мятежников.
Тем временем около трёхсот человек двинулись к стрелковому батальону. Послышались нестройные возгласы:
— Братцы! Присоединяйтесь к нам!
— Долой самодержавие! Отомстим за Ленский расстрел!
— Смерть офицерам! Землю — крестьянам! Свободу — рабочим!
Никто не ответил. Раздалась чёткая команда, и темноту ночи разрезала яркая вспышка огня. Сапёры остановились.
Снова прозвучала команда:
— По изменникам присяги, по разбойничьей банде!..
Грянул залп. В рядах восставших послышались стоны.
— Ребята, отступать! За мной! — зычно крикнул Волков.
Сапёры беспорядочной толпой последовали на ним.
Но наперерез им двинули учебную команду. Пришлось уклониться. Вдали, видимо не узнав в темноте своих, команда обстреливала стрелковый батальон.
Перед восставшими появилась новая вооружённая часть. Снова команда, вспышки огня, выстрелы, жужжание пуль, крики и стоны. Сапёры дали ответный беспорядочный залп, другой…
— Патроны кончаются! — с отчаянием крикнул Бунин.
— К Ханым-арыку! — скомандовал Волков.
Он понял — восстание задохнулось. Осталось одно: укрепиться в бараках Второго стрелкового полка. Там была крепкая революционная организация. Конечно, сдача неизбежна, но можно будет
Но расчёты Волкова не оправдались. За спиной оказалась рота юнкеров, а впереди Первый стрелковый полк и подоспевшая сотня казаков. Завязалась слабая перестрелка, патроны кончились. Казаки и команда разведчиков приступили к разоружению сапёров. Кое-кто успел переправиться через Ханым-арык и бежал в степь. Но большинство сдавало оружие врезавшимся на копях казакам. Одна группа, где были Бунин и Гессен, яростно отбивалась штыками.
— Кончено! Хуже смерти ничего не будет! — крикнул Волков и бросил винтовку, Товарищи последовали его примеру.
Поздним вечером техник Глухов ехал из Ташкента в селение Троицкое к брату. В переулке он заметил прижавшегося к дереву солдата в мокрой одежде.
— Не выдавай, — тихо произнёс беглец.
— Один? — спросил Глухов.
— А тут в огороде ещё двое…
— Зови. Пусть обождут вон в тех зарослях, Приду за ними, когда тебя устрою.
Солдат сбегал к сухому арыку, где залегли товарищи, переговорил с ними и вернулся.
Глухов решил одного спрятать до поры до времени на сеновале у брата. В Егоре он был уверен — по выдаст, Дмитрий повёл солдата огородами к сеновалу.
— Залезай. Жди, когда придут. Не кури.
— Некурящий, — ответил солдат, стуча зубами. Быстро взобрался наверх и зарылся в сено. Глухов снял лестницу, отнёс её за постройку. Затем пошёл по переулку, окликнул двух беглецов:
— Таясь, следуйте за мной.
Он привёл их к Нурмату, там были Ильгар и Азиз-певец, младший сын Арина. Солдатам обрили головы и переодели в узбекские костюмы: чернявого в халат, а белобрысого в женскую паранджу. Ильгар и Садык посадили их на арбу и повезли в старый город. С ними ехал и Азиз.
В Троицких лагерях всё ещё раздавались выстрелы, прожекторы, как щупальцами, шарили лучами во всех направлениях. Дмитрий вызвал брата и шёпотом объяснил, в чём дело.
— А мы думали, ночное ученье проходит. Будь покоен, Митяй, вызволим христианскую душу. Спрячу парня в саду, там тайничок есть, ни одна живая душа не узнает. Еду сам носить стану, баба у меня шумливая да языкастая, ещё проболтает…
— Чего-то вы там гуторите? Идите в хату чай пить, — позвала гостя жена Егора.
— Слышь, жена, мы-то думали, ученье в лагерях, ан это бунт, Митяй сказывает. Так ты нишкни. Никому ни слова: по судам затаскают.
— Ой, батюшки-светы! Бунт затеяли, охальники.
— Коли кто сунется к нам, гони, — продолжал Егор. — Чтобы не укрылся у нас.
— А я их уважу ухватом, окаянных.
На следующий день, когда ловили разбежавшихся солдат, патруль сунулся было во двор Егора, но разъярённая женщина подняла такой крик, что привлекла внимание командира роты капитана Жильцова.
— Что тут у вас? Почему шум? — спросил он, недоумевая.
А женщина вцепилась в патрульных.
— Арестуйте их, изменников, охальников! Ваше благородие, это бунтовщики, хочут спрятаться у нас в сарае… У, треклятые, против царя-батюшки пошли!..