Гнев Севера
Шрифт:
— Не отец, а брат Бьёрн сделал это. Сделал так, что младшему конунгу свеев стало не до твоего маленького острова.
Ну да. Конунгов у свеев два. Эйрик Эймундсон, с которым у меня конфликт. И его брат Энунд, который контролирует главный свейский город Уппсалу. И точит зубы на Бирку, которую пока контролирует Эйрик. И Железнобокий даже разок вступил с Энундом в союз с целью эту самую Бирку разграбить. Но Эйрик сделал Рагнарсону подарок, и тот от союза с Энундом отказался. Обострять же отношения с Железнобоким ради такой мелочи, как
— Если ты думаешь, что наш отец взял тебя с собой, чтобы заполучить твою удачу, — продолжал тем временем Ивар, — то и в этом ты ошибаешься. Отец велел тебе идти с ним, чтобы показать мне… всем нам, всем сыновьям, что он по-прежнему первый в славе и удаче. И мы все — в его воле.
— Он ваш отец, — напомнил я.
Если Ивар прав и я был для Рагнара всего лишь инструментом для повышения авторитета, это немного обидно. Но ничего, переживу. Главное, мои руки, ноги и внутренности все еще со мной.
— Когда сыновья взрослеют, приходит их время, — голос Бескостного спокоен, но дракон в глазах полыхнул пламенем.
— Не нам решать, чье время пришло, а чье ушло, — дипломатично ответил я.
— Ты понимаешь, — одобрительно произнес Ивар. — Боги и решили. Ты не из хирда Рагнара Лотброка. Ты посторонний. Ты чист, и ты был в воле богов, когда услышал его послание и принес нам его слова.
— Пожалуй, — согласился я.
Роль постороннего меня вполне устраивала. Быть посторонним значило — «вне конфликта». Постороннего звали, чтобы разрешить спор. Или сделать сложный выбор. Посторонним мог быть кто угодно. Любой свободный мужчина, никак не связанный с участниками спора. Он не нес никакой ответственности за результат. Считалось, что он выражает волю богов.
Вот только оказаться посторонним и для Ивара я не хочу. Сейчас, после смерти Рагнара, для Сёлунда могут наступить неспокойные времена. Понятно, что есть Аслауг, которая тоже кое на что способна. Есть мы с Медвежонком. Но когда ни нас, ни наших хирдманов не будет рядом, очень неплохо, если моей родне будет покровительствовать первый из Рагнарсонов.
Будущее показало: я был прав в своих опасениях. Вот только Ивара Бескостного не было на Сёлунде в день, когда беда подступила к моему дому. Но кто мог предвидеть будущее… Во всяком случае не я, сегодняшний. А сегодня я был уверен: все, что мне надо — сохранить расположение Ивара Рагнарсона.
— Но для тебя я не посторонний, верно?
— Для меня нет, — подтвердил Ивар.
— И я пойду с тобой в Англию.
— Я ценю это, — кивнул Ивар. — Ведь я знаю, что у тебя теперь есть ярлство далеко отсюда, и оно требует твоей заботы.
В свое время Ивар предложил мне землю в Англии, пообещал, что сделает меня ярлом.
Сейчас он ничего не обещал. И это было важно. Это был новый уровень отношений. Не «ты мне — я тебе». Ивар предложил мне дружбу. Настолько, насколько это возможно между Рагнарсоном и кем-то еще.
Я был не первым таким. Мурха Красный Лис, ирландский
— Ты пришел ко мне, конунг, когда я потерял все, дал мне силу и вернул меня в мир живых, — произнес я искренне. — Больше мне сказать нечего.
Ивар предложил дружбу, и я ее принял.
Но все равно мне от него не по себе.
— Да, еще кое-что, — сказал мне Ивар напоследок. — У тебя ведь есть человек, который умеет писать на латыни?
Я кивнул. В принципе, я и сам умел, но отец Бернар умеет лучше. И почерк у него отменный.
— Очень хорошо. Тогда пусть он напишет вот что…
Ивар протянул мне дощечку.
«Ты позавидуешь ему, когда мы придем», — было написано на ней.
Глава 25 Счастливый человек Ульф Хвити
— Братец! — Рык Медвежонка спугнул птиц с крыши и ограды. — Ха! Я так и знал, что ты выкарабкаешься!
Я очень хотел увидеть моих жен. И детишек. Но ехать из Роскилле домой и не заглянуть на подворье Рунгерд и Медвежонка… Они бы не поняли.
Я привычно растопырил локти, не позволив побратиму испробовать ребра на прочность.
Нелегкое дело. С каждым годом сын Сваре Медведя становился все массивнее. Теперь при взгляде на него мне сразу вспоминались те, из снов. Широколицые. Разве вот подбородок у моего брата был не скошен, а торчал как корабельный форштевень, да ростом он повыше тех минимум на локоть.
Из-за спины мужа выглянула Фрейдис. Законная супруга Медвежонка и по совместительству родная дочь объединителя будущей Норвегии Хальфдана Черного.
— Рада видеть тебя в здравии, Ульф-ярл.
— А я тебя, Хальфдандоттир! Вижу, вы с братом времени не теряли, — я указал на округлившийся животик.
— Мой муж меня любит, — Фрейдис слегка зарумянилась.
Они с Медвежонком — прекрасная пара. Любящая. Большая редкость в этом мире, где главное чувство — родовой прагматизм. Что выгодно роду, то и хорошо.
— А это кто с тобой? — перестав меня тискать, поинтересовался Свартхёвди, нацелив толстый палец на моих спутников.
— Мои новые хирдманы, — сообщил я. И тут же уточнил, вспомнив: — Наши новые хирдманы.
— Они не похожи на воинов Севера! — обвиняющим тоном заявил Медвежонок.
Малоун и Джорди напряглись.
После Рагнарсонов они не ждали от норманнских язычников ничего хорошего, а мой брат был как раз таким — типичным исчадием дьявола. Огромный, свирепый, весь в золоте и богопротивных татуировках.
А вот Хейлу все по барабану. Только зря он так пялится на Фрейдис. Медвежонок увидит — голову открутит. Хотя нет, не открутит. Он не против, чтобы ему завидовали.
— Посмотри на меня, Медвежонок! — проникновенно проговорил я.