Гневное небо Испании
Шрифт:
Ему ответили без тени юмора:
— Ветеринарная лечебница. Второй этаж наш, а на первом… находятся больные ишаки.
— Сомневаюсь, что они имеют какое-либо родственное отношение к «ишачкам», на которых летаем… — продолжал иронизировать Жора.
— Разве только по состоянию здоровья, — улыбнулся инженер Лопес. — И те, и другие нуждаются в капитальном ремонте.
При подходе к нашему жилищу мы почувствовали крепчайший запах карболки. В апартаментах на втором этаже дышалось трудно. Но думать приходилось не об удобствах, а об элементарном отдыхе — лишь бы голову приклонить. Спозаранку нас ждала боевая работа. Мы кое-как устроились на полу. Ребята заснули почти сразу, едва положили головы на шлемы, служившие подушками. Кто-то тихо похрапывал, кто-то бредил, заново переживая
— Марокканцы?
— Думаешь, прорвались? — Да опомнитесь!
— Чего «опомнитесь»?
— То ж ишаки. Ишаки на первом этаже с голода ревут!
Как ни жутко было в первые мгновения слушать этот тоскливый рев и стон непривычному человеку, ребята грохнули со смеху. А голодные животные по-прежнему продолжали свой концерт, требуя пищи, воды и лечения.
После переполоха стало не до сна. Поехали на аэродром додремывать под самолетами, на чехлах.
С первым светом мы вылетели на задание по штурмовке наземных войск противника в районе бывшего нашего аэродрома под Альканьисом. Прошла она удачно. Мы несколько задержали продвижение франкистов и помогли частям республиканцев выйти из «мешка». Вернувшись на площадку, узнали, что к нам прибыли командующий ВВС генерал Сиснерос и советник Мартин. Командный пункт ВВС перемещался, и товарищи заехали к нам по пути.
Прежде всего командующий поинтересовался, как мы устроились. Говорили запросто. И основным рассказчиком о ночном переполохе выступил летчик эскадрильи Девотченко, балагур и ас Лева Шестаков. Он сопровождал свое повествование такой мимикой и звукоподражанием, что и мы, жертвы ишачьего концерта, и командующий с советником покатывались с хохоту.
Но смех смехом, а жить, точнее, ночевать нам было больше негде. И командующий, прекрасно осведомленный о том, что пилоты истребительной авиации работают на пределе человеческих возможностей, решил сам посмотреть «ишачий замок». Наше жилище его весьма разочаровало, как и размещение на столь маленькой площадке двух эскадрилий, и опасность быть запертыми в ловушке даже при неприцельной бомбежке. Но пока это была единственная возможность работать неподалеку от фронта и быстро приходить на помощь наземным частям.
Наши рассказы об «ишачьем замке» совсем не походили на жалобу. Мы прекрасно понимали, какие сложные дни переживает республика, и ради успешного выполнения задач командования готовы были обходиться помещениями с куда меньшими удобствами. По приказу командующего ишаков увели куда-то, дом прибрали более тщательно. Но едкий дух карболки вытравить оказалось невозможно. Мы постарались утешить себя тем, что после подобной дезинфекции нам по крайней мере лет пять не страшны никакие заразные болезни.
В то утро, когда мы занимались штурмовкой в районе Альканьиса, а потом докладывали генералу Сиснеросу о ночном концерте, с одним из представителей штаба ВВС, советником по инженерно-авиационной службе Борисом Павловичем Захаревским, едва не произошел весьма неприятный случай. Примечателен он тем, что вновь и вновь подтвердил старую солдатскую истину — при любых обстоятельствах не терять головы.
По плану инженера ВВС республики советник Захаревский, офицер штаба, переводчик и шофер выехали 11 марта на инспекторскую проверку обеспечения эскадрилий запасными частями. Мера далеко не лишняя, если учесть, что большинство поврежденных самолетов ремонтировалось на местах техниками. В день нашей эвакуации они выехали из Тортосы, где базировались СБ, к нам. По расчетам, инспекторы попали бы на аэродром Альканьис во второй половине дня. Однако по дороге машина сломалась. Чинили ее они в каком-то глухом местечке. Захаревский пытался связаться по телефону со штабом и уточнить обстановку на фронте. По пути до них доходили самые невероятные слухи о продвижении франкистов.
— О чем он? — спросил Захаревский у переводчика.
— Предупредил, чтобы ехали осторожно, — ответил переводчик. — Фашисты.
Захаревский приказал опустить в машине стекла, уменьшить скорость и внимательней следить за дорогой и воздухом. Борис Павлович понял предупреждение старшего патруля и сказанное переводчиком в том смысле, что в окрестностях бродят просочившиеся через фронт отдельные группы противника. После встречи с патрулем им еще попадались навстречу республиканские солдаты — одиночки, небольшие группки. Потом дорога стала пустынной. Безлюдье на столь оживленной обычно трассе не на шутку встревожило Захаревского. Вскоре они подъехали к развилке. Шофер, не раздумывая, выбрал путь на Альканьис, а не на аэродром. Захаревский приказал остановиться и развернуть автомобиль. Сами они вышли из машины поразмять ноги. Едва шофер справился с поворотом, как из кустов, окружавших дорогу, вышло несколько человек в военной форме. Поодаль на шоссе тоже показалась группа военных.
И вдруг Захаревский узнал в подходивших солдат и офицеров противника. Это были итальянцы из дивизии «Черные стрелы». Офицер закричал, размахивая маузером, требовал, чтобы они подняли руки вверх. Ничего не оставалось, как выполнить требование. Шофера вытащили из машины подоспевшие солдаты. Автомобиль бросили на дороге. После короткого совещания с пленными остались офицер и два солдата. Остальные снова спрятались в кусты, ушли в засаду.
Пленных повели по направлению к Альканьису. Впереди, размахивая маузером, шел офицер. По бокам — два солдата.
Тут наш рассказчик — Борис Павлович Захаревский примолк, словно заново переживая страшные минуты.
— Да, попали мы, как кур в ощип, — продолжил Захаревский свое повествование. — Погнали нас, четырех здоровых мужчин, точно баранов на бойню. И такая злость меня разобрала, что готов был один броситься на конвоиров. Но сдержал себя. Решил: действовать надо не в одиночку, а сообща. Шофер не знал русского языка. Его я в счет не принимал. Долго пришлось бы ему растолковывать, что к чему. И сказал я негромко своим спутникам: «По команде «Три» нападайте на солдат. Отбирайте винтовки. Офицера беру на себя. Ну… раз… два… три!»— и мы бросились на конвой. Рывок был настолько неожиданным, что дальнейшее произошло проще, чем ожидала. Ни стрельбы, ни сопротивления! Конвой во главе с офицером кинулся в сторону Альканьиса, а мы — к машине.
Все случилось так быстро, так неожиданно для итальянцев, что некоторое время враг не принимал никаких мер к задержанию. Захаревский и его товарищи почти добежали до стоявшей на дороге машины. Только тогда послышалась пальба из кустов. Отстреливаясь на бегу, товарищи подскочили к автомобилю. Но тут упал раненый советник штаба. Взвалив его на плечи, Захаревский ввалился в машину. К счастью, ключ зажигания оставался на месте.
А шофер-испанец, так и не поняв до конца замысел спутников, продолжал бежать по дороге.
Из придорожных кустов мчались к автомобилю солдаты. Захаревский успел завести мотор и укатил из-под носа «Черных стрел». Чуть притормозил, поравнявшись с бегущим шофером, втащил его в машину — и поминай как звали.
Добравшись до расположения республиканских войск, Захаревский отправил раненого товарища в госпиталь. Затем связался с командованием и узнал, где находимся мы. Надо же было продолжать поездку по аэродромам, выполняя приказ… Он прибыл к нам еще возбужденный происшествием и, волнуясь, рассказал обо всем. Что ж, смелость и находчивость не раз выручали солдат из, казалось бы, безвыходных положений. За храбрость и спасение от фашистского плена товарищей Захаревский был впоследствии награжден орденом Красного Знамени.