Гнездо чаек
Шрифт:
— Кто здесь? — спросил он, дрожа от страха. — Кто зовет меня?
— Это я, твой отец.
Только теперь Никколо понял, что план его провалился, а Бошко похолодел в предчувствии тяжких испытаний.
— Никколо, выходи! — сказал синьор Марио приглушенным голосом. — Не бойся, тебе ничего не будет. Это я, твой отец.
Из каюты донесся шепот. Синьор Марио снова позвал сына. Наконец в узеньком отверстии показалась голова Никколо. Отец, не помня себя от счастья, поцеловал его в лоб и помог ему выбраться на палубу. Бошко двинулся было вслед за Никколо, но чья-то безжалостная рука толкнула его обратно в каюту.
— А ты останешься, —
— Отец, скажи этому человеку, чтоб Бошко тоже выпустили.
— Он мошенник, без стыда и без совести, обманул тебя, уговорил бежать из дому.
— Это неправда. Это я его уговорил.
— Видите, синьоры, как благороден мой сын. Выгораживает негодяя, который хотел запятнать наш семейный герб.
— Отец, не говори так, пожалуйста. Это я во всем виноват. Я затеял побег.
— Не лги, сын мой. Это смертный грех, — вставил свое слово дон Винченцо, поддерживая таким образом приятеля, не жалевшего денег на церковь.
— Тихо, Никколо, не шуми. Не ровен час, услышат на берегу. Пойдут разговоры по всей округе.
Никколо с отцом и капитан Пьетро шли впереди, а за ними, опустив голову, уныло шагал дон Винченцо. Он был уверен, что юноша, которого оставили в каюте, ни в чем не виноват. Но что поделаешь, если люди вроде синьора Марио хотят свалить вину на другого. Да простит им бог. А что будет с Бошко? Кто станет заботиться о тех, у кого нет фамильных гербов и знатных предков?
«Выкладывай деньги, синьор»
Уже светало. Коляска медленно двигалась к Моло-ди-Бари. Никколо сидел рядом с возницей. Синьор Марио и дон Винченцо дремали, и головы их клонились набок, когда коляска подпрыгивала на неровной дороге. Ехали уже целый час, а никто из путников не произнес ни слова. Один кучер напевал какую-то песенку, бросая временами взгляд на молодого господина — очень ему хотелось знать, слушает ли он его и нравится ли ему песня. Но Никколо было не до песни. Он думал о постигшей его неудаче. Одна мысль о том, что он возвращается домой и скоро пойдет учиться на священника, была для него нестерпима. Но еще больше он терзался угрызениями совести из-за Бошко. И Никколо решил, во что бы то ни стало убежать.
Кучер умолк, едва дорога пошла в гору. Он тоже клевал носом, голова его покачивалась взад-вперед. За те долгие годы, что он возил хозяина в Бари, он привык так спать. Конечно, о том, что произошло в Бари, кучер и ведать не ведал. Ведь у господ не принято обсуждать семейные дела при слугах. Убаюканный ржаньем лошадей, скрипом колес, стуком копыт о камни, он еще больше ослабил вожжи и наконец предался сладкой дреме.
Заметив, что кучер заснул, Никколо решил воспользоваться столь благоприятной минутой для побега. Под подкладкой камзола у него оставалась еще изрядная сумма денег. На два-три месяца хватит. Деньги эти он долго копил, хотя и не подозревал, что они ему пригодятся так скоро. Это была мелочь, которую родители давали ему на воскресные богослужения — опускать в церковную кружку у входа в храм. Прежде, будучи ребенком, он исправно опускал эти деньги в кружку или бросал в кожаный кошель клирика, [4] привязанный к длинному шесту. Клирик протягивал его сидящим на скамьях верующим. Ничего не скажешь, ловко придумано: как не опустить монету в кошель, который болтается перед тобой на шесте, едва не касаясь твоего носа. И за время богослужения клирик два-три раза обходил скамьи. Если кто-то по рассеянности не бросил деньги, в другой раз непременно бросит. Попробуй не положи в кошель монету-другую, когда на тебя смотрит столько глаз.
4
Клирик — младший чин церковной католической иерархии.
Никколо еще мальчиком часто помогал священнику совершать разные церковные обряды. Ему и в голову не приходило присвоить эти деньги, он боялся кары божьей. Так его учили и родители, и священник. Но однажды его вера в святое назначение этих денег поколебалась.
Это было в воскресенье, в день, когда они всей семьей ходили в церковь. Накануне к ним в гости приехал друг отца с женой и сыном. Утром, принарядившись, все отправились к мессе. Отцы семейств дали женам и детям деньги, чтобы они опустили их в кружку у двери или в кошель клирика.
Впереди шли Никколо и его ровесник Джованни, за ними все остальные. Отцы, по обычаю, замыкали это маленькое шествие. Джованни, большой шалун и проказник, по дороге похвастался Никколо, что у него много денег, про которые никто не знает.
— Откуда они у тебя? — с удивлением спросил Никколо.
— Сэкономил.
— Как? Расскажи!
И тут Джованни, взяв с него клятву молчать, рассказал, что деньги, которые ему отец дает на церковь, он вместо кружки опускает в свой карман. И так мало-помалу скопил изрядную сумму.
— И ты не боишься? — спросил Никколо. — Ведь это же смертный грех, бог накажет.
— Я тоже так раньше думал и боялся. А как-то раз взял и оставил деньги себе, и со мной ничего не случилось. Тогда я стал их откладывать. Ты, живя в своей деревне, не знаешь, как плохо в городе без денег. У нас все так делают. Советую тебе попробовать. Поедешь в город учиться, вспомнишь мои слова. Денежки тебе там ух как пригодятся.
Никколо послушался совета своего друга. По воскресеньям и в дни церковных праздников, которых было хоть отбавляй, отец давал ему деньги на церковь, а он их клал в карман.
Лошади с трудом тащили коляску, так что у Никколо было довольно времени для размышлений. Убедившись в том, что все спят, он неслышно спрыгнул на дорогу и тотчас спрятался за ближайшим кустом, а коляска, слегка поскрипывая, покатила дальше.
До этой минуты все шло как по маслу. Но как быть теперь? По этой дороге возвращаться нельзя. Заметив его исчезновение, отец забьет тревогу, поднимет на ноги и городскую стражу, и портовые власти. А они уж постараются найти Никколо. Что же делать? Сперва надо отойти подальше от дороги и надежно укрыться в кустах. А там видно будет.
Так он и поступил. Набрал немного хворосту, аккуратно сложил его и сел отдохнуть. Однако вскоре ему захотелось прилечь. Набрав еще охапку хворосту и сухих листьев, он устроил себе удобное ложе и уснул, словно на перине.
Уже рассвело, когда Никколо почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу. Он открыл глаза и увидел над собой незнакомых людей. Их было двое.
— Гляди, одет как синьор, — заметил один.
— Как тебя зовут, парень? — спросил второй.
— А вам какое дело? — отозвался Никколо, стараясь скрыть страх.