Гниль
Шрифт:
— Я знаю, — серьезно кивнула Бесс, в этот момент выглядевшая почти взрослой, — Нас учат этому с первого класса.
— И правильно. Часто дети куда более наблюдательны, чем мы, взрослые… Простите, я отвлекся. О чем я рассказывал?
— О заявке, — сказал Маан, — Ты говорил о заявке на того типа с подозрением.
— А, и верно. Заявка была от кого-то из близких знакомых того парня, составлена по всем правилам, а симптомы не очень впечатляющие — мол, стал раздражительным, меньше следит за собой, иногда рассеян и все прочее. Конечно, у Гнильца такие могут быть, но ведь и человек не железный, все мы иногда расстраиваемся, болеем, грустим,
— Знаю, — с готовностью отозвалась Бесс, — Папа рассказывал. Вы просто подходите к двери и ищете… ну…
— Запах, — улыбнулся Геалах, — Да-да, как собаки на охоте. Ходим и нюхаем, — он смешно пошевелил носом, точно принюхиваясь к чему-то, и Бесс прыснула, — Если чуем Гниль, без лишних вопросов вышибаем дверь и делаем, что положено. Но только это тоже не всегда работает, знаешь ли. У каждого Гнильца аура специфична… Прости, я имел в виду, что все они пахнут по-разному, некоторые сильнее, а иные вообще едва-едва. Так что тут, особенно из-за двери, тоже не всегда поручишься. Тем более Гнильца может и не быть дома, а на предметах запах быстро смывается. Тогда мы опрашиваем свидетелей. В первую очередь, конечно, домашних и соседей. Гнилец, как бы он ни хотел, все равно вынужден быть на виду, и если он живет в общем доме, он неизбежно будет привлекать внимание других людей. Так что соседи — всегда наши друзья!
Маан рассеянно слушал, сминая пальцами крошки дрожжевого рулета, сухие и колючие. Геалах рассказывал увлеченно, живо жестикулируя, но Маан знал окончание истории и оттого не чувствовал интереса.
— А дом у него оказался старый — еще бы, семидесятый класс! — и соседка лишь одна, древняя старуха лет шестидесяти пяти, если не больше.
— Ого! — сказала Бесс, забывшая про еду.
Наверно, когда-то и Маану казалось, что шестьдесят пять — это настолько много, что даже тяжело представить, и одна эта цифра переводит человека из обычного мира в какой-то другой, особенный, наполненный иными вещами и людьми. Сейчас он подумал лишь о том, что по меркам Земли с ее постоянным сильным гравитационным полем, человек в таком возрасте мог считаться если не молодым, то, по крайней мере, не достигшим глубин дряхлой старости.
— Голова у нее работала уже неважно, даже не сразу поняла, кто мы и откуда, но и в склероз полный не впала, отвечала довольно толково. Нет, говорит, я своего соседа знаю отлично, двадцать лет рядом живем, никаких странностей за ним не замечала. Всегда здоровается, одет хорошо, приветливый. Мы с Мааном переглянулись этак, понимаем, напрасно ехали… Ложная заявка. Знаешь, сколько заявок признаются ложными?
— Папа говорил, но не помню.
— Семьдесят шесть процентов, — хрипло сказал Маан, — Это в этом году. Но показатели тоже меняются и…
Но его никто не стал слушать, Геалах в этот момент рассказывал что-то куда более интересное.
— Благодарим, значит, ее за помощь, поздравляем с отличным соседом и уже, между прочим, собираемся прощаться, как тут она говорит — вы, господа, наверно его знакомые, да? Раз так, не могли бы вы его при случае попросить не есть больше листья с моего спацифиллума?
Геалах сделал паузу и употребил ее на то чтобы отправить в рот еще порцию овощного рагу.
— А спацифиллум — это
— Это растение, малышка, большое такое комнатное растение, у них на площадке лестничной стояло. Листья такие зеленые… Сперва мы с Мааном подумали, что совсем старуха из ума выжила, да и не удивительно, попробуй столько лет протяни. Я уже даже говорить что-то такое начал, мол, не волнуйтесь, все в порядке, мы ему непременно скажем… А Маан вдруг — раз! — и к спацифиллуму этому. А потом тянет меня за рукав и говорит — «Смотри, Гэйн, а ведь листья как будто погрызенные. И на насекомых не похоже ничуть». Гляжу — и верно, листьев не хватает, и даже как будто бы отпечатки зубов просматриваются. Человеческих зубов, я имею в виду. «Сосед он прекрасный, — говорит нам эта старуха, — Только уж будьте добры, передайте чтоб хоть стебли не ломал. У меня этот спацифиллум с Земли, матери еще принадлежал. Я уж не знаю, чего ему не хватает, витаминов, может, каких, да только надо же и растение беречь…». Тут уж мы, конечно, не медлили. Враз выломали дверь, влетели к этому соседу. А он…
— Что он? — спросила в нетерпении Бесс, не в силах вынести еще одну долгую паузу, на протяжении которой Геалах, испытывая слушателей, неторопливо ел, — Что с ним было, дядя Геалах?
Геалах хитро улыбнулся.
— А он висит на стене, уже зеленый, скорченный, размером с арбуз, наверно, и из него побеги только тянутся, как из овоща какого…
— Фу, как можно! — Кло передернуло, но Бесс лишь беззаботно расхохоталась. Довольный произведенным эффектом, Геалах улыбнулся в усы и вернулся к еде.
— Вот так бывает иногда, малышка. Смотри, будешь плохо есть, и на тебя кто-то заявку пришлет!
Маан метнул в Геалаха предупреждающий взгляд. Шутка его хоть и была невинной даже по здешним меркам, среди инспекторов имела особенное, понятное только им, значение. Геалах понял, прикусил язык. У него не было ни семьи, ни родственников, о которых Маану было бы известно, и иногда ему казалось, что в отказе Геалаха от создания собственного очага была серьезная причина. Особенная причина, которая известна лишь служащему Контроля — недоступному Гнили и в то же время настолько беззащитного перед ней…
— Ладно, мужчины, оставайтесь сидеть, а нам с Бесс есть, чем заняться, — сказала Кло, — Вы ведь не будете против, если дамы вас покинут?
— С дамами вроде вас я готов сидеть всю ночь напролет, — отозвался со смехом Геалах, и Кло послала ему благодарную улыбку. Бесс собиралась было закапризничать — Маан видел, как искривилась ее нижняя губа — но намек матери поняла и, пусть и без охоты, тоже поднялась из-за стола.
Когда женщины скрылись, Кло на кухне, а Бесс в своей комнате, Маан отчего-то ощутил что-то похожее на облегчение. Все-таки, как бы он не пытался себя уверить в обратном, его жена и дочь принадлежали к одному миру, а Геалах — к совершенно другому, и он чувствовал себя неуютно всякий раз, когда эти миры соприкасались, пусть и вскользь.
— Как ты, старик? — спросил Геалах, бросив на него изучающий взгляд, уже серьезный.
«Как Гнилец, у которого медленно отгнивает голова», — хотел было сказать Маан.
— Сносно, как видишь. От безделья скоро совсем спячу, сижу тут в четырех стенах, как настоящий пенсионер, смотрю теле, сплю…
— А рука?
— Терпимо, — кратко ответил он, машинально бросив взгляд на уродливую опухоль, сковавшую его грудь и видимую под тонкой тканью халата, — Иногда побаливает.
— Я закурю?