Гниль
Шрифт:
— Смотрю, а во второй комнате пусто, — он намеренно сделал длинную паузу, ожидая ее реакции. Бесс поежилась, вскинула глаза, уже понимая, — Тут и до меня дошло. Вот ведь осел, а! Выскакиваю обратно, да только уже поздно… Вижу, плащ у него уже распахнут, да только под плащом не тело человеческое, а… Что-то бесформенное, пульсирующее, багровое. Как опухоль, только опухоль, весящая килограмм двести. И из нее шипы торчат, серые, зазубренные… И прежде, чем я успел пистолет навести — фьюить! — Маан щелкнул пальцами — меня уже к стене отбросило, да так, что перед глазами кувырком все покатилось. Смотрю, а у меня из груди шип длиннющий торчит, метра пол будет… Как жука на булавку насадил. Как сознание сразу не потерял, до сих пор не знаю. Боль жуткая. Но второго
Бесс засмеялась. Не громко, но искренне. Маан подумал, что смех этот, скорее всего, был вызван облегчением. Возможно, она опасалась чего-то более страшного.
— Ну так что, — он подмигнул ей, — Это твое «хорошо» такое же, как мое? Или лучше?
— Лучше, — сказала она, улыбаясь, — Да, наверно лучше.
— И отметки в порядке?
— В порядке, па.
— Ну и отлично, — он и в самом деле почувствовал себя отчего-то лучше, — Тогда отчего у тебя такой вид, точно ты казни ждешь?
«Не ответит, — подумал он, наблюдая за тем, как пропадает, растворяясь без следа, ее улыбка, — Сейчас что-то буркнет и уйдет в свою комнату».
Он был так в этом уверен, что едва не вздрогнул, когда она сказала:
— Месиац. Это все из-за него.
— Месиац? Кто это? — имя было незнакомым. А может, это его память лишь похоронила в своей недоступной ему глубине еще кусочек того, что относилось к его жизни.
— Мой одноклассник.
— Он тебя обижает? — спросил Маан, — Ты только скажи мне. Знаешь, я…
— Нет, не обижает. Он хороший. Мы часто сидим вместе. То есть, сидели.
— А, ну тогда все в порядке. Но сразу ему скажи, если он попросит твоей руки, сперва ему придется выстоять девять раундов против одного сердитого отца, — Маан шутливо изобразил левой рукой несколько хуков.
Но в этот раз Бесс даже не улыбнулась его шутке. И Маан забеспокоился по-настоящему. Это не было на нее похоже.
— Его отправили в карантин месяц назад, па. Говорят, у него нашли вирусный гепатит. Только в классе говорят, что на самом деле у него Гниль.
Маан вспомнил разговор с Кло. Что-то про мальчика из класса Бесс, у которого нашли Гниль. Как его звали? Кажется, Кло не называла имени. Или же он его забыл, как и многое другое.
В желудке неприятно потяжелело, словно грибная запеканка и бифштекс из эрзац-мяса оказались отлиты из металла.
«Зря спросил ее», — подумал Маан, отчаянно жалея, что начал этот разговор. Вслух же сказал, стараясь сохранить видимость полного спокойствия:
— Вот уж ерунда, Бесс. Тысячи людей болеют на Луне, и вовсе не обязательно Гнилью. Ты же знаешь, наш иммунитет ослаблен, а многие возбудители болезней чувствуют себя
— Я знаю, — она не собиралась слушать то, о чем он говорил, — Нам это рассказывали. Но в классе думают, что Месиац стал Гнильцом, и его отправили в Контроль, а про карантин нам рассказывают чтобы никто не испугался. Прошел уже целый месяц, а его до сих пор нет. Учительница сказала, что Месиац мог много пропустить из-за болезни и его переведут в другой класс.
Так оно обычно и происходит, думал Маан. У ребят из информационного департамента есть много стандартных заготовок на такой случай. Они подшиваются в папки — обычные серые папки для деловой корреспонденции — и рассылаются по всем организациям. Когда-то много лет назад Мунн в своей статье, давно ставшей каноном как внутри Контроля, так и за его незыблемыми пределами, разошедшейся на сотни цитат, писал, что Гниль — тяжелейшая болезнь из всех, с которыми встретился человек, и для того чтобы победить ее и загнать обратно в ту дыру, из которой она вылезла, мало разбить ее лишь на медицинском поле, надо сломить ее силу и в социальной среде, где она сеет страх, панику и парализующий ужас. Людям недопустимо бояться Гнили, а для этого надо предпринимать все силы для информационного контроля над ней. Задавить ее информацией, сломить пути, по которым она просачивается, порождая ужасные слухи и недостоверные новости. Маан не помнил всю статью дословно, хотя не раз читал ее, однако хорошо был знаком с наиболее известными наработками информационного департамента.
Ученик не пришел на занятия? Наверно, чем-то заболел. Разумеется, не Гниль, скорее — двусторонняя пневмония или вирусный менингит. Детская память милосердна, она не стремится долго сохранять неприятные детали, через месяц или два этого ученика скорее всего даже не вспомнят. А для тех, кто все-таки вспомнит, всегда найдется хорошее, не вызывающее подозрений, объяснение. Быть может, его родителей перевели на службу в другой жилой блок, и ему пришлось сменить школу. Или он истощен после болезни и вряд ли успеет вернуться в класс в этом учебном году. Обычное дело.
Есть стандартные наработки и для организаций. Информационный департамент постоянно редактирует их, создает новые, выводит из употребления отжившие свое. Ты вышел на работу, а стол сослуживца, который работал рядом с тобой двадцать лет, пустует? Ничего страшного — он просто переведен в другой отдел, в новом жилом блоке. Или был арестован жандармами за убийство жены и ждет приговора суда. А может, просто скончался, одна из тех нелепых быстротечных смертей, которые поджидают тебя на улице или в очереди.
Гниль существует, и она безмерно опасна, но она далеко, с ней борются инспекторы Контроля где-то на дальних рубежах, тесня ее чумные легионы по всему фронту.
Полного списка Маан не знал, и не стремился узнать. Это было то знание, которое не сказывалось в лучшую сторону на аппетите и сне. Лишь иногда, когда Кло рассказывала о том, что кто-то из ее сослуживиц ушел в декретный отпуск или погиб на какой-нибудь мелкой аварии в машинном цеху, задумывался, а было ли это действительно тем самым или… Такие мысли он старался до конца не додумывать.
И тут — Бесс.
— Так иногда бывает, малыш. Только представь, сколько бедному Месиацу придется выучить, прежде чем он сможет вас нагнать!
— Я тоже думаю, что у него Гниль, — упрямо сказала Бесс, — Что он превращался в страшное чудовище с щупальцами или паучьими лапами.
— Бог мой, да почему ты так решила? — не выдержал Маан.
— Потому что это я написала на него заявку.
Маан даже удивился тому, что ничего не почувствовал в этот момент. Лишь с опозданием он понял, что уже секунд десять сидит в молчании, глупо глядя на Бесс. Как будто он выпал из реальной жизни в пространство, где пустота настолько полная, что нет даже вакуума. И внутри него, там где еще недавно ощущались наполненные болью и горячей кровью внутренности, теперь тоже ощущалась пустота, как будто там появилось свободное место.