Гнилое яблоко
Шрифт:
Ага. Я тоже подумал об этом. Я понимаю, вылететь с крутого поворота, но…
– Вы что, как бы вроде она это как сама – туда? – уточнил Миико. Если он переставал следить за собой, его речь превращалась в неуклюжее нагромождение слов, из которых две трети были лишними, но мы его поняли. Еще я понял, что в голове Миико, и в голове Отума наверняка тоже, крутится сообщение, услышанное утром по радио.
– Чем ближе к дороге, чем чаще слышишь об авариях, – сказал Отум, угадав мои мысли.
Я расслышал за его словами сдавленное возбуждение.
– Тебя привлекают аварии? – уточнил я.
– Нет. Близость смерти, – лениво объяснил Отум, и мне стало жутковато от небрежности его тона. – Ее всегда ощущаешь рядом. На дороге.
Мне вспомнился Януш, который гонял с дикой скоростью, не щадя ни собак, ни кошек. Это было вроде как его хобби. Сбивая очередную хвостатую бедолагу, он останавливался, выходил из машины и аккуратно складывал тушку в пакет для мусора, упаковка которых хранилась у него на заднем сиденье специально для этой цели. Потом он показывал мертвое животное друганам, таким же дегенератам, как он сам, и засчитывал себе еще один балл.
– Не все ее ощущают, – возразил я.
– Может, – пожал плечом Отум. – Если они дураки.
Я отвернулся от него. Вот Отум точно был не дурак. Псих – возможно, но не дурак. Я все еще чувствовал его в своей голове. Он мог бы разобрать мои мозги и собрать заново, так, как ему хочется.
(чего бы он хотел от меня?)
– Время вышло, – объявил Отум.
– А у нас расписание?
– Нет, у нас горит в задницах. Пошли.
Я расслышал тихий, разочарованный вздох Миико. Похоже, в заднице из нас троих горело только у одного Отума.
Мы достигли верхней точки дуги моста (Миико замер, заценивая вид, но уже спустя секунду на него рявкнул Отум) и теперь шли под уклон. Я попытался приблизиться к Миико, но он отступил, помня о своем новом хозяине. Злость вспыхнула и сразу погасла, оставив горстку пепла. Миико свободен выбирать себе спутника, я признавал это. Но почему мне казалось, что он как что-то легкое, вроде перекати-поля? Достался тому потоку ветра, что был сильнее, и начал перемещаться в соответствии с ним. Просто подчинился, как если бы был лишен выбора и предпочтений. Я не знал, что злило меня больше: его покорность или моя собственная слабость. Так имел ли я право сердиться на Миико, будучи не способным разобраться в самом себе?
Отум будто бы ничего не замечал, но я не сомневался – он постоянно наблюдал за нами, или вернее – за мной. Я повернул голову, и первое, что увидели мои глаза – это ледяные, полные сарказма глаза Отума.
– О ком задумался? – спросил Отум, ухмыляясь в своей гадкой манере.
Я пожал плечами и коснулся взглядом торчащих из-под кепки колечек темных волос Миико.
– Легко угадать, Отум, – в моем голосе проявилось раздражение, чего мне не хотелось. Я повернул голову в профиль к Отуму, избегая его взгляда, но Отум с бесстрастной наглостью продолжал рассматривать меня. «Споткнись», – мысленно приказал я, но у Отума не бывало случайных падений. Он был неуязвим. В моем животе что-то мерзко переворачивалось, словно внутренности наматывались на холодный металлический стержень.
– Во мне есть что-то особенное, что ты прям назыриться не можешь, Отум? – поинтересовался я едко.
– Ну что ты, – мягко возразил Отум, – сплошная заурядность.
Миико обернулся с выражением испуга на лице.
– Иди, Миико, просто иди, – Отум улыбнулся, демонстрируя верхние клыки, заостренные, как и его проклятые ногти. – Нам направо.
Миико покорно свернул и побрел вперед по 129-му шоссе, но его приподнятые плечи выдавали внутреннее напряжение.
По лицу Отума все расползалась улыбка, и чем больше в ней обнажались зубы, тем больше она походила на оскал. Ощущение угрозы пришло ко мне вместе с холодом, прокатившимся вдоль позвоночника. Если Отум решил изводить меня, то он будет изводить меня, тем более что я не очень стараюсь сглаживать острые углы. И причина наших столкновений не только в Миико, может даже, совсем не в Миико, а в том, что мне постоянно хочется врезать Отуму, а ему постоянно хочется врезать мне, и этот вечный зуд, как на коже под коркой заживающей болячки, слишком невыносим, чтобы терпеть и не чесаться.
– Давай же, спроси, – предложил Отум. – Я слышу, как шевелятся твои мысли. Я знаю, чего ты хочешь.
И осклабился.
Я мысленно послал подальше его намеки и, ничего не говоря, презрительно усмехнулся, но моя усмешка быстро погасла, когда я заметил, что только пытаюсь повторить выражение лица Отума.
– Значит, тебе нравится близость смерти? – спросил я мрачно.
– А тебе нет? – невозмутимо отозвался Отум, будто мы обсуждали водянистый суп из забегаловки для дальнобойщиков или еще какую-нибудь ерунду.
– Нет. Я вообще не представляю, как кому-то может нравиться смерть.
– А я уверен, что каждый хотел бы умереть. Не навсегда, – уточнил Отум, реагируя на изменение в выражении моего лица, – на время. Только чтобы узнать, что это такое.
Я мотнул головой.
– Я бы не хотел. Даже на время.
Отума, казалось, забавляло мною сказанное.
– В любом случае, смерть не станет спрашивать, рад ты ей или еще нет. Она просто придет. И это может произойти в любую минуту, – Отум пристально, с непонятным выражением посмотрел мне в глаза.
Я стиснул зубы и отвернулся. Не считая перебрасывания враждебными фразами, это был наш первый разговор с Отумом, и он оказался даже более неприятным, чем я мог представить.
– Может быть, через месяц… через неделю тебя уже не будет, – Отум произнес эту фразу медленно, с явным удовольствием. – Подумай…
– Чушь, – перебил я его с досадой. – Я не собираюсь умирать.
– Конечно, – легко согласился Отум и указал пальцем, казавшимся еще длиннее из-за острого ногтя, на Миико, мягко переступающего по растрескавшемуся асфальту. – Он тоже не собирается. Его все пугает, это заметно, но вероятность собственной гибели – последнее, о чем он сейчас думает. Хотя он находится в менее уязвимом положении, чем ты. Хотя бы потому, что некоторые люди – и я среди них – не спешат избавиться от рта, в который так удобно спустить.
– Что ты… – я зло развернулся к нему, но Отум не остановился, и его слова продолжали течь медленно, вязко, как отравленный мед.
– Подумай, ты идешь неизвестно куда…
– Разве мы идем не в Торикин?
– … неизвестно с кем…
– Если подразумевать под неизвестно кем тебя, то с этим утверждением сложно поспорить. Хотя некоторые предположения у меня уже возникли.
– …неизвестно зачем. Начиная подобные путешествия, следует учитывать, что они могут завершиться как угодно, причем плохой финал вероятнее хорошего. Но ты собрался и ушел, не объясняя себе даже почему ты уходишь. Что это – проявление врожденного кретинизма?