Гнилые души
Шрифт:
Задетая во время борьбы лампа всё ещё раскачивалась под потолком. Её сияние металось и пульсировало под веками почти так же болезненно, как дыры в теле. Свет то загорался, то меркнул, Вадима бросало то в жар, то в озноб. Постепенно боль отступила. Иногда он слышал голоса, будто звавшие по имени. Чужому имени, не его.
«С кем они разговаривают?» - думал Вадим, но тут же отгонял лишние вопросы: это не важно, совсем не важно.
«Нужно найти скальпель, - вспоминал он.
– Нельзя оставлять его в погребе, мало ли что…»
Мысли то и дело разбредались,
«Обязательно забрать скальпель и сходить за вином. Ангелина придёт буквально через пару часов, а я совсем не готов. И не забыть выбросить дурацкий бабкин половик. Во сколько там похороны старой карги? Вроде бы в десять…»
В голове образовался настоящий винегрет из дат, событий и имён. Сложно было понять, какие воспоминания - сегодняшние, а каким уже дни, недели и годы.
«В субботу попасть к мастеру на маникюр и завивку, а в воскресенье - свидание с Вадимом. Кажется, в девятнадцать тридцать…»
Стоп.
«Ведь Вадим - это я и есть. С кем же тогда у меня свидание?»
Терпкий запах лекарств и антисептика ударил в нос. Вадим открыл глаза, заморгал, чтобы картинка настроилась. Его окружали бледно-зелёные стены, тело накрывала белая простыня. Вадим понял, что лежит на узкой койке в помещении, похожем на больничную палату. На переносице не ощущалась привычная тяжесть очков, но каждая деталь интерьера просматривалась вполне отчётливо.
Он опасливо пошевелился, ожидая боли в многочисленных надрезах, но той не последовало. Оглядев предплечья, убедился, что ран действительно больше нет. Такое могло произойти только если очень долго оставаться в беспамятстве. Или, может быть, в коме?
Вадим хотел встать, схватился за край покрывала и только тут обратил внимание на ярко-алый лак на ногтях. Да и пальцы были совсем не его. Слишком тонкие, почти без волос.
– Так значит, у нас, - неожиданно звонким голосом пробормотал он.
Неуверенно ступая босыми ногами по холодному полу, Вадим добрёл до туалетной комнаты. Как он и ожидал, там над раковиной обнаружилось большое зеркало. Из отражения глянуло бледное измученное лицо Ангелины. Некогда пышная укладка истрепалась в паклю, вокруг губ рядами темнели подживающие дырочки от ниток.
– Получилось, - выдохнул он, закончив мысль.
Вадим распахнул больничный халат. Из-под девичьей груди вниз к животу тянулся ряд волнушек. Их нежные шляпки розовели в тон соскам.
– У нас получилось, любимая, - повторил Вадим.
– Теперь мы будем вместе. Навсегда.
Котлетный фарш
– Свинья вонючая!
Ефим ошалело смотрел, как крошечный рот изрыгает отборные ругательства в его адрес.
– Бз-з-з!
– муха, что билась в оконное стекло где-то там, за побуревшей от пыли занавеской, истерично вторила тоненькому голоску.
Оба звука сливались в сплошной противный писк, отдаваясь болезненным звоном в его голове. Прямо как от криков соседки. Да, точно, опомнился Ефим. Свинья вонючая. Именно это заносчивая сучка выкрикивала, когда они виделись в последний раз. Вот только почему она кричала, он никак не мог вспомнить.
– Ты меня вообще слушаешь, урод?!
Он дёрнулся и даже охнул от боли, когда особенно яростный плевок раскалённого масла со сковородки достал его. Ефим опустил взгляд, безучастно оглядел свои руки, все в красных пятнах. Медленно, как изображение на старой плёнке, проявлялось осознание происходящего.
Вокруг по-прежнему его кухня, совсем крошечная, всего три-четыре шага от старого тарахтящего холодильника до окна с видом на унылый двор. Она, как и вся его однушка, больше напоминала захламлённую подсобку, нежели что-то жилое и уютное. Между раковиной и кухонным шкафом зажата плита, вся покрытая слоем заскорузлого рыжего жира. На ней в старой сковородке калилось масло. Слишком долго, уже вьётся дымок.
В общем, на первый взгляд ничего примечательного. За окном темнел вечер, Ефим возился с ужином. У него не было жены или хотя бы девушки, так что рассчитывать приходилось только на себя. Обычно он готовил макароны, картошку, а если заведутся деньги - то и приличные пельмени. Сегодня его ждало особое блюдо. Настоящая, сочная, из чистого мяса…
Котлета.
Ефим окончательно вспомнил, зачем он стоит посреди кухни с кулинарной лопаткой в руке. Сглотнул набравшуюся в рот слюну - душный аромат палёного сала неимоверно будоражил аппетит. Посмотрел на Котлету, а она - на него.
Мясной комок нахально выбрался из сковороды и теперь стоял напротив, уперев руки в боки. Руки у Котлеты… Ефим отказывался принимать этот бред, но глаза не могли обманывать.
«Проклятые ГМО», - первое, что пришло на ум.
Одна её сторона успела подрумяниться, прежде чем всё это началось. Теперь с побуревшей половины прямо на плиту стекал вытопленный жир. Из той части, где мякоть осталась рыхлой и красной, на него пялился глаз. Слегка примятый, подёрнутый мутной плёнкой и утопающий в сети синеватых прожилок-сосудов. Под глазом прорезалась дыра с неровными краями из мелко перемолотой плоти. Эта самая дыра и исторгала мерзкий визгливый голос, оскорблявший Ефима.
Надо было что-то предпринять, осознавал он. Пригладив седеющие пряди на макушке, он рывком подтянул съехавшие с пуза домашние штаны.
– Я это, покушать просто, - неуверенно промямлил Ефим.
– Говна наверни!
– взвизгнула Котлета.
– Конечно-конечно, - поспешил согласиться он.
– Я сейчас…
Медленно, боком, он подобрался к столу, и, выхватив с подставки щипцы, резким броском подскочил к плите. Ухватив истово матерящуюся Котлету, надавил на педаль мусорного ведра и со всей силы швырнул туда бесноватый полуфабрикат.