Гном

Тот Джулия

За второй чашкой чая тетя Катя ни с того ни с сего начала рассказывать о своей молодости, но не беспорядочно — а всего одну историю, к средине которой Сергей понял, что история эта будет сюжетом его следующей книги, и слушал уже не в пол-уха, а жадно впиваясь памятью в рассказ старушки. Он забыл и про чай, и про агоничное свое ожидание Димы, и про страх перед этой жизнью. Он как-то невзначай понял, что хочет в этой жизни только одного — писать, чтобы люди лучше понимали через его книги порой жестокую, а порой — такую милую жизнь.

Когда Сергей увидел Диму, удивленно смотрящего на них из проема кухонной

двери, он не сразу понял, где находится, настолько ощутил себя в мире молодой тети Кати, и, вернувшись в реальность, вспомнив, каких новостей ждал от друга, неловко соскочил с высокого стула:

— Дим? Что?

— Из четырех три взяли для прочтения — после того, как сюжет рассказал и краткое содержание прочли. В течение недели ответ дадут. Не переживай — на первый вскид им понравилось.

Сергей, подскочил к другу с прытью пятилетнего малыша, которому принесли долгожданный подарок, а тот, неизвестно как почувствовавший порыв Гнома, нагнулся к нему, и они обнялись в своей радости, и стояли, смешно обнявшись несколько минут, так трогательно, что старенькая женщина, вытирая слезы, вышла из кухни, стараясь даже шорохом не потревожить эту редкую искренность, дружбу, пытающуюся победить несправедливость ошибок природы и жестокость жизни.

США, Сан-Диего. 2003 год

Когда решетка за его спиной закрылась, он огляделся: раньше в тюрьмах настоящих он не бывал, знал как они выглядят и пахнут изнутри, но — в большинстве своем — по низкопробным американским шедеврам кинематографа и реже — по более выносимым им книгам — бестселлерам того же происхождения. Грязи, как таковой не было, запах тоже был вполне выносимым, да и все равно ему было, что будут ощущать его органы чувств, — его душа была совершенно пуста, жизнь, в очередной раз, лишила его всего, но больнее всего — отняла, на этот раз — последнюю, иллюзию, что однажды он все-таки начнет жить.

Сергей лег на кровать и закрыл глаза, ничего больше не имело значения, как не имела для него значения жизнь все последние годы. Но он еще никогда не чувствовал такой пустоты, смерчем затягивающей куда-то в неопределенность, но не страшную — а такую же пустую.

Обрывочные сны таскали его по годам его жизни, когда сквозь что-то прошло-радостное он услышал чей-то голос:

— Мистер Матвеев, при аресте вы не назвали своего адвоката: вы желаете его назвать?

Сергей резко сел и смотрел на говорящего темнокожего мужчину с минуту, пытаясь понять, где он и что происходит, и, вернувшись в камеру и свою реальность, уже совершенно безучастно, ответил:

— У меня нет адвоката, — он хотел добавить, что у него ничего уже нет, но решил, что незачем, и хотел только остаться один, но мужчина продолжил:

— В этом случае суд назначит вам адвоката.

— Спасибо, — Сергей в нетерпении поднял на мужчину глаза — Это все?

— Да, — он коротко кивнул Сергею и вышел.

Всю ночь он пролежал с открытыми глазами, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, в каком-то забытьи, из которого его вывел утром только принесший еду охранник. Сергей, повернувшись, посмотрел на тарелку и чашку и, вяло подумав, что это действительно похоже на виденное в фильмах, отвернулся к стенке. Ему показалось, что прошло совсем немного времени, и он удивился, услышав опять шаги около его камеры, открывающуюся

решетку, и повернулся:

— Мистер Матвеев, к вам адвокат, выходите, — охранник, с наручниками в одной руке, в ожидании смотрел на него.

Сергею понадобилось опять время, чтобы понять услышанное — настолько отрешен он был от реальности, но он послушно встал и посмотрел на наручники. Охранник, почему-то вежливо, попросил вытянуть руки вперед. Сергей покорился, наручники захлопнулись на запястьях, словно подтверждая, что все происходящее — не сон, и он вышел из камеры, сопровождаемый охранником, направлявшим его сзади:

— Направо, налево, вторая дверь, остановитесь.

Охранник открыл дверь, пропуская его, вошел сам и обратился к женщине, сидящей за столом и читающей бумаги:

— Мисс Невзорова, ваш клиент.

Сергей узнал ее сразу, несмотря на то, что видел только ее профиль и на лице ее были очки, и, как только за охранником закрылась дверь, воскликнул почти радостно:

— Катя?!

Женщина вздрогнула, рывком сняла очки, быстро повернулась к нему и, словно во сне, стала подниматься со стула.

— Я не могу в это поверить, — она уже подошла к нему в плотную, — как же я не вспомнила по имени? Этого просто не может быть…

Она смотрела на Сергея несколько минут, потом, словно что-то вспомнив, дотронулась до его руки выше локтя и показала жестом, что им лучше сесть.

Они сидели друг напротив друга и оба не могли поверить в эту встречу, но знали, что вспоминали друг о друге не раз за годы их единственной встречи в самолете. Сергей смотрел на крошечную женщину-куклу и больше не мог принять ни сам факт, ни возможность их встречи в данной ситуации: он не мог понять, как она смогла стать адвокатом, как она вообще может жить, как все нормальные люди. А в том, что живет она именно так, сомнений не возникало, достаточно было просто видеть ее уверенную походку, хорошую дорогую одежду, и весь ее облик, который был настолько цельным, словно карликовый рост был чертой ее индивидуальности, как огромные карие глаза.

Она начала говорить и Сергей пытался сосредоточиться на ее словах, но слышал их глухо и непонятно, пытаясь ухватить хотя бы набросок понимания того, почему их жизни сложились так по-разному.

— Сергей, пожалуйста, попробуй слушать сейчас меня, а не свои мысли, ладно?

— Извини, пожалуйста, я настолько не могу поверить в твое появление здесь, извини, я слушаю.

— Сергей, можешь называть меня, как тебе удобнее, но официально мое имя — Кейт Невзорова, суд назначил меня твоим адвокатом по делу… — Сергей вдруг почувствовал себя странно-плохо и поднял на нее глаза, которые по встрече в самолете она помнила очень глубокими, темно-серыми, и которые сейчас смотрели на нее какой-то пустой рыбьей водянистой серостью.

— Кать, ты не могла бы прийти завтра, мне как-то не по себе… — он замолчал, уже опустив глаза в стол.

— Конечно, я могу прийти завтра в десять, — она встала и, убирая бумаги, продолжала говорить, — Сергей, завтра ты должен рассказать мне все. Пойми, не зная правду, я не смогу тебя защитить, пожалуйста, отдохни — от шока нашей встречи, в том числе, — и вспомни все, что может нам помочь вытащить тебя отсюда. Но делать это мы должны вместе, понимаешь, своей правдой ты должен помочь мне. Договорились?