Гномон
Шрифт:
Роберт только ухмыльнулся и спросил:
— А можно где-то добыть рыбу, фольгу и чугунную сковороду? И еще, может, пару крупных картофелин?
Она рассмеялась и сказала, что это легко, и Роберт приготовил рыбу на углях, стоя на коленях перед очагом, весь в щепках и золе. Он прожег дырку в своей запасной рубашке, которую использовал вместо прихватки, но, к моему вящему изумлению, произвел на свет отличную жареную рыбу в яблочном соусе с печеной картошкой, и мы ее съели под белое итальянское вино с привкусом дыма. Так надо встречать трудности, подумала я тогда. Именно так. Не кашу из топора, а полный обед. А потом напиться и отпраздновать победу по первому разряду, оседлать его, прижать руку к его груди и смотреть прямо в глаза.
Не знаю, почему я об этом думаю. Уже много лет не вспоминала. С тех пор как…
Ой!
Ах ты, сукин сын, что ж так рано? Он почти пробился. Это настоящее воспоминание. Корпус дал течь. Если здесь такое, один бог знает, что они получают снаружи. Черт. Ох, черт.
Роберт. Он у меня в голове. Прямо сейчас. Он меня слышит.
Чувствую вкус вина так, будто пью его. Чудесно. Прекрасный был день. Я бы там могла всю жизнь провести, в той комнате. Никто бы нас там не побеспокоил.
А где-то сзади из граммофона доносится мой голос с поцарапанной пластинки. И он говорит: СРОЧНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ.
— Говорит капитан. Внимание, всей команде: СРОЧНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ. Повторяю: СРОЧНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ.
Носовые цистерны продувают быстрее, чем я успеваю договорить. В этом суть муштры: когда приходит нужный момент, все делается неимоверно быстро, без размышлений и задержек. Отдан приказ, и лодка уходит в темноту, становясь еще одной тенью в море.
Не шевелись, но не переставай дышать. Не прикасайся к обшивке. Не произнося ни звука, мы избегаем смотреть друг другу в глаза. Перехватишь чей-то взгляд — вздохнешь или рассмеешься, либо ахнешь, и миноносцы узнают, где мы.
Лодка дрожит, когда мы касаемся термоклина, того уровня, где теплая вода граничит с холодной. Здесь можно спрятаться от эхолокатора.
Я выстроила ее у себя в голове. Моим наставникам в Бёртоне это совершенно не понравилось, потому что они хотели, чтобы я сделала какое-то животное. Директивы курса предельно ясны: лучше всего что-то органическое, поэтичное или кинематографичное; что-то, с чем можно установить связь, способное бежать и прятаться. Большинство людей выбирают оленя или черепаху. У одной девочки был хамелеон, парень из России придумал сказочного гоблина, который мог сливаться со снегом. А у меня — подводная лодка. Я объясняла, что сто раз смотрела «Das Boot» [38] , я его обожаю, и это мой самый яркий образ скрытности. Их это не убедило, но директивы также утверждали, что следует принимать первую ассоциацию, возникшую при постановке задачи, а я именно о ней подумала тогда; правда, я не преувеличиваю. Наверное, они в конце концов решили, что нужно дать мне попробовать и увидеть, что ничего не получится. Но у меня получилось.
38
Das Boot (нем.) — «Подводная лодка» (1981), западногерманский фильм режиссера Вольфганга Петерсена, посвященный походу немецкой подлодки во время Второй мировой войны.
Серьезно? Вы учите меня драться и всему другому, а моим ангелом-хранителем должен стать олененок Бэмби?
Суть в том, чтобы, когда кто-то делает на допросе нечто такое, отчего защита не срабатывает, у тебя была большая красная кнопка: выученная, вымуштрованная реакция, которая уводит тебя в безопасные воды, где можно сосредоточиться и подумать. В худшем случае это облако чернил каракатицы в уме, минутная передышка, чтобы собраться. В лучшем случае ты можешь уйти в горы и продолжить борьбу с захватчиками. Разница в исходе зависит от того, насколько глубоко ты веришь в свой образ, сколько сложных операций можешь присвоить его структуре. Поэтому и нужно выбирать первую ассоциацию, что-то глубоко укорененное в твоей психике: если образ кажется интуитивно подходящим для этой ситуации, в него легче поверить. Телу животного можно присвоить обычно пять-шесть функций — голова, четыре ноги, хвост. Особо дисциплинированные умы могут добавить еще глаза и зубы, узор на шкуре. Можно слить сознание в эти пять чувств, рассыпаться, скрыться в лесах. Отличный трюк.
Но я могу куда больше. Мое убежище — подлодка класса Resolution, длиной 425 футов. Их построили всего четыре: «Резолюшн», «Рипалс», «Ринаун» и «Ривендж» [39] . Четыре — и эту, совершенную во всех деталях: максимальная скорость под водой — 25 узлов, ядерная паропроизводящая установка, сконструированная Rolls-Royce, команда — 143 человека. Когда я начала с ней работать, сразу поняла, что могу назначить функцию каждому пульту, но для этого мне нужны матросы; мало-помалу я нагрезила и их: призрачную команду, состоящую из друзей, родных и героев детства. Теперь все они здесь, в моем сознании, одеты в форму, которую я придумала, делают то, что я им приказала, заботятся о корабле; каждый кусочек меня выполняет то, что я говорю. Это мой последний бастион, тайник для секретов. Все матросы здесь правдивы. Здесь, в том месте, где должна храниться моя моторная память, где я приказываю сердцу качать кровь, а легким — дышать. Всем этим теперь придется заниматься машинам, и они займутся, поскольку Оливеру страшно нужно узнать, что я здесь делаю. Он хочет получить эту лодку больше, чем что бы то ни было, бортовые журналы и справочники шифров, все остальное. Хочет заполучить настоящую меня. Наверное, его всегда расстраивало, что я мало рассказывала ему о себе.
39
Русская традиция транслитерации названий кораблей не позволяет их переводить, но немаловажно, что имена подводных лодок означают «Решимость», «Отпор», «Признание» и «Отмщение» соответственно.
Он будет поддерживать во мне жизнь столько, сколько потребуется, чтобы пробраться сюда.
Есть одно отличие в устройстве этой субмарины и ее команды от того, какое вы нашли бы на тех самых исторических подлодках: только у меня есть залповые замыкатели. По-настоящему они должны быть у капитана и старшего помощника, чтобы те вместе могли запустить основную боевую систему и открыть огонь. Но здесь в этом нет необходимости.
В этом смысл упражнения, и я хотела построить подлодку «Ребус», а не что-то другое: эти лодки были частью британской программы ядерного сдерживания, на них установили шестнадцать ядерных баллистических ракет «Поларис». Отсюда я могу обращать города в пепел.
А ваш Бэмби такое может?
Ну давай, Оливер. Давай.
Аномальное
Инспектор видит чей-то сон, ленивый и спокойный. Она лежит в более мягкой и широкой постели, чувствует в руке бесконечно дивную и привлекательную эрекцию своего любовника. В полусне она бездумно поглаживает член, а потом, завладев вниманием мужчины, расслабленно откидывается, чтобы они могли заняться любовью. Он шепчет ее имя, но она не может его расслышать — слишком много других приятных ощущений: его запах, его вкус, его ладони — одна на бедре, другая на груди, напряжение внутри, приближение кульминации. Она смотрит на себя, потом на него. Она двигается неторопливо, ловит его пальцы и прижимает их к своему телу, покачивается, изгибается в поисках лучшего пути. Столько обходных тропок, и каждая по-своему интересна. Но не сегодня. Она чуть поворачивается, смеется, когда слышит, что у него пресеклось дыхание, замечает то же в своем голосе. И тогда у них все получается, а напряжение — уже неподходящее слово. Время течет — медленное, как мед. Секунды, минуты, больше. Наконец она говорит что-то на языке, которого не знает, и на миг застывает в полной неподвижности, тягучая вспышка физического света накапливается в костном мозге, а потом достигает кожи.
— Диана, — шепчут его губы у ее плеча. — Ана, Ана, Ана. Звезда моя.
— Да, — соглашается она, — я тебя тоже люблю.
Глаза Нейт невольно распахиваются и видят слабое мерцание ночного города, потрескавшийся потолок ее комнаты. Тонкая, с волос, трещинка бежит от одного края к другому, местами почти незаметная. Ничего серьезного — последствия жаркого, сухого лета два года назад, вызвавшего перемещение глинистой почвы Лондона. Нейт приказывает своему телу успокоиться и взять себя в руки. Сон оказался до боли реалистичным: немутные, неполные и бесцветные образы, но кристально-ясные мгновения бодрствования. Она почти ожидает ощутить позади тяжесть его тела, и быстро поворачивается, желая убедиться, что она на самом деле одна. А если бы нет? Схватка в горизонтальном положении? Арест и допрос? Или снова секс?
Ох, Джонатан Джонс. Человек с собакой. Где ты, когда так мне нужен? В цифрах на экране, разумеется. Этот узор не заменит физического присутствия, но лучше, чем ничего.
Джонатан Джонс и его плечи — чуть шире среднего. Специалист по разрешению конфликтов; хобби — гончарное дело и прогулки на велосипеде. Ему нравится итальянская кухня, и он не ест креветки, потому что отравился ими в детстве. Не сильно, ничего серьезного, просто больше он это в рот не возьмет, как вы не станете жевать кровельный картон.