«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Климковский Ежи

Он ни одной минуты не сомневался в том, что президент Рачкевич назначит его верховным главнокомандующим. Поэтому под нажимом Токаржевского, который принимал в этом деле самое активное участие, направил в Лондон делегацию. После смерти Сикорского Токаржевский как бы очнулся, его охватил порыв огромной активности и высокомерия, которых за ним до сих пор не замечали. Помню, как во время подготовки к выезду этой делегации, Андерс был слегка нездоров и никого не хотел принимать. Но вот пришел Токаржевский. Узнав, что Андерс не принимает, он вознегодовал. Выкрикнув нарочито громко, чтобы все слышали:

«Теперь не время болеть!» — решительно отворил дверь и вошел в спальню Андерса. Он навязал нашему командующему состав делегации и цель ее поездки. Это явилось

первым поражением Андерса, и позже он уже не мог оправиться от него. Тем более что потом всплыли еще дела о злоупотреблениях и иные, которые были использованы теми, кто опасался его всемогущества.

Официально делегация направилась для участия в похоронах Сикорского. На самом деле ее задачей являлась доставка писем президенту Рачкевичу с требованиями санационных кругов. В этих письмах, которые писались и составлялись Андерсом, Токаржевским и Окулицким, содержались предложения по поводу перераспределения самых высоких государственных постов. Обычно черновики писем подготавливал и согласовывал Окулицкий. Затем секретарша Андерса Грабская в моем присутствии перепечатывала их на машинке.

В этих посланиях, между прочим, выдвигались требования устранить из правительства министров Квапиньского и Станьчика, к которым Андерс питал личную неприязнь. Именно это обстоятельство больше всего ему повредило и не позволило занять пост Верховного Главнокомандующего.

«Мы глубоко уверены, что в момент, когда дела Польши плохи и речь идет о том, быть или не быть родине, вы, господин президент, найдете силы, чтобы призвать к руководству делами страны людей деловых, честных и пользующихся доверием народа, решительно отстранив тех, кто в такой тяжелый для Польши час заботится лишь о выгодах партийных или личных, — писал Андерс. — Мы также верим, что наступит наконец отделение командования войсками от руководства политикой, столь необходимое для оздоровления и укрепления армии. Докладываю, что впредь до решения вами всех этих вопросов буду выполнять лишь ваши приказы».

Из приведенного отрывка видно, что Андерс думал только о себе и тогда, когда писал о привлечении честных людей и устранении тех, кто «заботится лишь о выгодах партийных или личных», как Станьчик, Квапиньский и Кот, и тогда, когда писал о необходимости раздельного руководства армией и политикой. А в конце он ясно подчеркнул, что «впредь до решения вами всех этих вопросов» будет выполнять лишь приказы президента, тем самым дав понять, что иначе и быть не может и что он, Андерс, будет признавать лишь один авторитет, то есть президента. Словом, он явно уже видел себя во главе вооруженных сил.

Это письмо Токаржевский обязан был вручить лично президенту Рачкевичу в присутствии всей делегации, что являлось определенным условием Андерса.

Следствием же вручения письма было то, что когда Рачкевич сообщил его содержание заинтересованным лицам, то министр Квапиньский, оставшийся в правительстве, решительно не согласился на назначение Андерса. Вторым весьма отрицательным для Андерса фактором, который не менее фатально отразился на возможности занятия им поста Верховного Главнокомандующего, был состав самой делегации. Ведь в нее входили прежде всего Токаржевский и Окулицкий. Первый являлся ярым противником Андерса, только и ожидавшим подходящего момента, чтобы на нем отыграться. Он определенно поддерживал Соснковского и ни за что на свете не хотел бы видеть Андерса на посту Верховного Главнокомандующего; Окулицкий также питал больше симпатий к Соснковскому, чем к Андерсу, и в любом случае предпочел бы кандидатуру Соснковского. Даже полковник Бонкевич, преданный Андерсу человек, шеф его 2-го отдела, в случае выбора тоже наверняка высказался бы в пользу Соснковского, хотя бы потому, что слишком хорошо знал Андерса и имел о нем определенное мнение. Единственным, кто мог оказать довольно большое влияние через англичан, был подполковник Бобинский. Но англичанам, по крайней мере сразу же после гибралтарской катастрофы, было неудобно решительно вставать на сторону Андерса.

К делегации присоединился епископ Гавлина, который, как назло, как раз в это время был с Андерсом в ссоре. Андерс был крайне недоволен епископом за то, что тот в своих проповедях, обращенных к войскам, сравнивал Сикорского с королем Собеским [77] , желая ему таких же побед. Епископ имел претензии к Андерсу по поводу того, что тот задержал производство его в дивизионные генералы. Естественно, такая делегация не только не представляла интересов Андерса в Лондоне, но и была по отношению к нему враждебной и больше вредила, чем помогала.

77

Король Речи Посполитой Ян Собеский (1624–1696). 12 сентября 1683 г. польские войска под его руководством разгромили турецкую армию под Веной. (Прим. ред.)

Одновременно такой состав делегации в огромной степени содействовал укреплению позиций Соснковского, которого считали человеком солидным и ставили выше, как всюду говорили, «недоросшего» Андерса.

Сначала в состав делегации намечался и я, но Гулльс отсоветовал Андерсу включать меня, и в результате моя поездка в Лондон не состоялась.

Между тем через несколько дней после гибели Сикорского и выезда полномочной делегации пришла телеграмма, сообщавшая, что обязанности Верховного Главнокомандующего временно принял на себя генерал Кукель. Получив это сообщение, Андерс рассмеялся и назвал Кукеля «шутовским колпаком», а не верховным главнокомандующим. При этом он ткнул себя пальцем в лоб и сказал:

— Кто мог внести такое дурацкое предложение?

Затем немедленно направил Рачкевичу телеграмму, в которой официально ставил его в известность, что не признает Кукеля верховным главнокомандующим и может подчиняться лишь президенту Речи Посполитой. Это был уже второй недвусмысленный намек на то, что только он, Андерс, может быть верховным главнокомандующим.

Андерс продолжал свято верить, что никто кроме него не достоин и не может занять пост Верховного Главнокомандующего. Соснковского он вообще не принимал в расчет.

А в это время в Лондоне страсти кипели вовсю. Санация, избавившись от Сикорского, больше не нуждалась в помощи Андерса. На посту Верховного Главнокомандующего Андерс был ей вообще невыгоден; она предпочитала иметь во главе польских вооруженных сил своего человека и, естественно, направила теперь все свои усилия на борьбу против Андерса, что, впрочем, не представляло сколько-нибудь серьезных трудностей, ибо никто его особенно не поддерживал. Министр Квапиньский самым категорическим образом возражал против кандидатуры Андерса, угрожая даже расколом в правительстве в случае, если такое назначение состоится. Англичане, хотя и поддерживали кандидатуру Андерса, все же не могли официально вмешиваться в это дело, опасаясь возникновения слишком большого скандала. Поэтому они предпочли перевести стрелку на другой путь — заявили о своей солидарности с довольно модным в то время взглядом, что пост Верховного Главнокомандующего вообще не нужен. Тем самым они заняли выжидательную позицию и даже сделали реверанс в сторону Миколайчика, который также был за то, чтобы ликвидировать пост Верховного Главнокомандующего. Протекция Кота, который в соответствии со своими прежними принципами старался помочь Андерсу, тоже подвела.

После почти недельного торга Рачкевич назначил наконец верховным главнокомандующим Соснковского. Когда об этом стало известно, Андерса охватило разочарование, сменившееся затем яростью. Теперь он предпочел бы, чтобы оставался в живых Сикорский, чем получить подобное оскорбление, терпеть такое бесчестье. Он метался по комнатам и кричал, как безумный, стучал кулаками по столу. А когда оповестили о составе нового правительства, куда вошли Квапиньский и Станьчик, он вообще чуть не рехнулся.

— Я им покажу! — грозил он «лондонцам». — Посчитаемся, когда приедем в Польшу!