Гоблины в России
Шрифт:
Даниил молча показал братьям на другие столы. Над ними один за другим загорались большие и маленькие светящиеся фигуры. Над столами, где расположились орки, пульсировали темно-кровавые сгустки, над теми, где сидели хоббиты, горели небольшие голубоватые огоньки, кое-где пульсировали странные фиолетовые кольца и мохнато-зеленые клочья света - кто там сидел, рассмотреть не было возможности. Да, откровенно говоря, и страшновато было.
Одновременно из постамента Медного Парфена выплеснулись разноцветные огненные языки, мгновенно сожравшие укрывавшую идола ткань. Схлестнувшись над
Братья аж рты раскрыли, увидев Медного Парфена во всей его языческой красе. И было от чего!
Более всего сейчас бессмертное творение человеческого скульптора-монументалиста напоминало статую матроса на станции метро "Площадь революции". Только голого, хотя и не вполне. Обнаженные чресла Парфена были перепоясаны чудовищным патронташем из красной кожи, в ячейках которого располагались дюжины две крупнокалиберных патронов, торчащих, как бы, пулями вверх, что, в общем-то, не слишком противоречило революционным традициям.
Тем временем в круге света появилась внушительная темная фигура, облаченная во что-то вроде древнеегипетского передника, тяжело сверкающего грубо коваными золотыми пластинами. Фигура подняла могучую руку, и сразу появился звук. Гусли загудели недоиграным остатком звона.
– Великий Орк!
– услышали братья чей-то выдох.
– Слава Великому Орку!
– грохнули гости так слитно, словно неделю перед этим репетировали в какой-нибудь оркской театральной студии.
– Слава Великому Орку!
– тоненько отозвались молодые гоблины из под своих скворчащих факелов.
Великий Орк опустил руку и все замерли.
Справа от Великого Орка обнаружилась шеренга тоненьких и темных женских фигур под покрывалами из пальмовой рогожи, а слева выстроилась такая же шеренга посвящаемых гоблинов с факелами в руках.
Великий окинул собравшихся яростно горящим взглядом, воздел обе руки к небу и проревел:
– Урукхай!
И тотчас же из темноты справа выступила женщина, поднялась на пьедестал идола и выдернула из патронташа то, что братья сначала приняли за крупнокалиберный патрон. Держа это в одной руке, женщина взяла за руку молодого гоблина из левой шеренги и пропала с ним во мгле, засунув ненужный факел в освободившуюся ячейку патронташа.
– Урукхай!
– опять взревел Великий Орк.
– Урукхай!
– отозвался молодой басок из темноты.
А справа и слева в круг света уже вступили другая женщина и другой гоблин, и опять Великий Орк взревел:
– Урукхай!
Так продолжалось до тех пор, пока патронташ на поясе Парфена не опустел, а вокруг талии идола не образовался целый пионерский костер из отчаянно сыплющих искрами гоблинских факелов.
– Урукхай!
– Ревели уже все собравшиеся.
– Отдай огонь своей юности! Отдай! Отдай! Отдай!
Объятый пламенем Парфен грозно возвестил на всю округу медным колокольным голосом:
– Кончено!
И официальная часть закончилась, Великий Орк шумно утер трудовой пот с широкого лба и, на ходу снимая церемониальный золотой передник, направился к отдельному столику, за которым его дожидался какой-то тощий, размалеванный с ног до головы светящимися полосами субъект. Среди гостей проворно забегали хоббиты-официанты, у ног истукана, на радость публике и Парфену, принялись извиваться и струиться профессиональные стриптизерщи-эльфийки. Из кустов стали выползать счастливые молодые гоблины со своими подружками, впервые использовавшие дарованную Урукхаем мужественность по назначению.
– А с кем это там Великий Орк?
– полюбопытствовал у пробегавшего мимо хоббита любознательный Василий.
– Его Грозность изволят с Вождем Черных Карачунов беседовать!
– шепотком объяснил хоббит.
– Небось, опять пари держать будут, ох, и жулик же этот карачун, даром, что туземец! Но наш Великий по части выпивки покруче будет, так что, пары-другой жен вождь таки лишится. Ну да, у него их много, не обедняет!
– Скажи-ка, любезный, а чего это здесь все по-русски разговаривают?
– спросил официанта Даниил.
– И Абдулла, и ты вот, и вообще все?
– Как это, по-русски?
– изумился в свою очередь хоббит.
– Мы по-своему разговариваем, по-междуземски.
– А кажется, что по-русски!
– восхитился Иван.
– До чего же похоже получается!
– Так ведь Междуземье же за углом, мать твою гладь!
– объяснил официант и почесал мохнатую щиколотку, торчащую из штанины с атласным лампасом.
– Еще чего-нибудь желаете? Горячее заказывать будете?
Тут у столика появилась широкая рожа, цвет которой распознать было невозможно из-за высокохудожественных татуировок, покрывавших все тело ее обладателя.
– Спорим на жену, что тебе меня не перепить?
– вежливо обратилась рожа к Даниилу, признав в нем старшего.
– Нет у нас жен, - ответил за брата Иван.
– Не на что нам спорить?
– Возьми напрокат у кого-нибудь, и давай соревноваться!
– не отставала рожа.
– А то уважать не буду!
– А ты кто, собственно такой?
– спросил задетый Даниил.
– Впервые он почувствовал себя неполноценным оттого, что был холост. Раньше все было с точностью наоборот.
– Я - черный карачун!
– гордо сказал черный карачун.
– И у меня достаточно жен, чтобы одолжить тебе пару другую для спора. За деньги, конечно. Деньги-то у тебя есть?
– Есть!
– неосмотрительно вякнул Даниил, и сам об этом тут же пожалел, потому что карачун немедленно выволок невесть откуда пару зловеще раскрашенных созданий и подтолкнул их к столу. В хулиме он их прятал, что ли?
Даниил, вздохнув, отделил от пачки несколько купюр и протянул их карачуна. На этот раз было видно, что все свое богатство карачун носит именно в хулиме, потому что купюры буквально канули в эту часть гардероба карачуна, представляющую собой не то продолговатую высушенную тыкву, не то кабачок, привязанный веревочками к талии.