Год 1943 - «переломный»
Шрифт:
«Ведя ожесточенные бои с крупными танковыми силами противника и не поддержанный действиями соседа справа (части 1 ТА) и слева (части 2 гв. ТА), корпус в течение 6.07.43 г. потерял 110 танков».
«Полкорпуса» Кравченко закрепились на линии железной дороги от Ивановский Выселок на юг.
Часть танков дивизии «Дас Рейх» устремилась к хутору Тетеревино и, преследуя беспорядочно отступавшую пехоту, к 18 часам нежданно для советского командования вышла непосредственно к тыловому армейскому рубежу, вклинившись в позиции 183-й стрелковой дивизии 69-й армии. Минные поля немцы преодолели шутя, поскольку в воцарившейся неразберихе саперы не успели закрыть проходы после прохождения разрозненных частей 51-й и 52-й гвардейских стрелковых дивизий.
Тацинский танковый корпус, еще с утра отдельными
Три недели спустя Ватутин признает в интимной беседе: «Нам, и прежде всего мне, надо было думать не о контрудаpax, а об отражении удара превосходящих танковых сил противника… Но беда в том, что долго отмерять у нас не было времени. События развивались с головокружительной быстротой. Враг ставил под угрозу вторую полосу нашей обороны и мог с ходу прорвать ее». В общем, подумать, даже имея «две головы», учитывая голову Василевского, времени не хватило.
К концу дня второй армейский рубеж обороны был прорван противником на всю глубину, эсэсовские дивизии за восемь часов успешно преодолели около 20 километров, ломая все прогнозы советского командования. Положение осложнялось тем, что между вторым и третьим оборонительными рубежами не существовало заранее подготовленных позиций. Тыловой рубеж 6-й гвардейской армии был отодвинут от второго на 20–30 километров, опирался на реку Псёл и не занимался войсками. Штаб генерала Чистякова толком не знал, где находится значительная часть войск армии. Большинство соединений были либо сильно ослаблены, либо разбиты, со многими не было связи. Как ни уверяет Иван Михайлович, что «настроение у меня на войне было почти всегда приподнятое», генерал Катуков вспоминает, что никогда не видел Чистякова таким мрачным: «Черт знает что! — говорил он. — По сто-двести танков прут и прут! «Тигры»… «пантеры»… Не успеешь заделать брешь в одном участке — лезут на другом. Нет, такого я еще не видел!»
Можно понять командарма, у которого осталось три боеспособные дивизии — 89-я и 90-я гвардейские и отрезанная от основных сил 375-я стрелковая. Отброшенную на запад 71-ю гвардейскую дивизию Ватутин передал в подчинение 40-й армии. Соединения 5-го гвардейского танкового корпуса, полки 52, 90-й и 67-й гвардейских стрелковых дивизий оказались в окружении и понесли большие потери. Так, в 51-й гвардейской стрелковой дивизии из 8728 человек осталось 3354; почти 5500 человек потеряла 67-я гвардейская дивизия; от 52-й гвардейской в районе сбора удалось собрать 2500 тысячи солдат и офицеров, серьезное ранение получил комдив-52 полковник И.М. Некрасов. Бригады Сталинградского корпуса к утру прорвались из окружения у села Ясная Поляна, но в строю осталось лишь 13 танков 22-й бригады. Общие безвозвратные потери корпуса составили 128 боевых машин, еще 19 танков пришлось отправить в ремонт.
Отдел по изучению армий Востока докладывал: «Попытка противника до выяснения масштаба и целей нашей операции сдержать немецкое наступление войсками, развернутыми на позиции, и фронтовыми резервами в основном не удалась. Он преждевременно бросил в бой оперативные резервы… противник, по-видимому, пытается сдержать немецкое наступление на возможно большем расстоянии от Курска и с этой целью бросает в бой все наличные силы».
На второй день операции командование Воронежского фронта израсходовало все свои резервы, а немец и не думал останавливаться. Нервозность в штабе Ватутина нарастала, не способствуя принятию адекватных решений. Регулярные
В измотанных подразделениях падала дисциплина, в тылах нарастала неразбериха и паника, увеличивался поток дезертиров и «отставших от своих» бойцов, командиров и даже целых подразделений, направляющихся в противоположную от передовой сторону или отсиживающихся в населенных пунктах. Прибавилось работы у заградительных полков НКВД. Войска на передовой начали испытывать затруднения с обеспечением боеприпасами и продовольствием. Никто не занимался эвакуацией раненых.
«Сражение разгоралось, — вспоминал член Военного совета фронта Н.С. Хрущев. — У нас с Ватутиным стала проявляться тревога: мы все же не ожидали такого нажима… Многое неприятно сейчас вспоминать. И обстановка сейчас другая, и время другое… Враг оттеснил нас к третьему рубежу обороны. Три ее полосы, включая последнюю, имели противотанковые рвы, различные земляные и полевые укрепления, огневые позиции для пехоты, артиллерии и танков. И почти все это он за неделю преодолел, пока не уперся в тыловую армейскую полосу обороны».
Но Ватутину, задумавшему новый контрудар, было к кому обратиться за помощью. Вместе с Василевским он стал подавать тревожные сигналы в Москву. Командующий просил Ставку как можно быстрее усилить Воронежский фронт четырьмя танковыми и двумя авиационными корпусами. Начальник Генерального штаба просьбу поддержал, Сталин уступил, но распорядился контрударами не увлекаться, а «измотать противника на подготовленных рубежах и не допустить прорыва».
В район севернее станции Прохоровка направлялся 10-й танковый корпус генерал-майора В.Г. Буркова из 5-й гвардейской армии Степного округа. Из состава Юго-Западного фронта начал передислокацию 2-й танковый корпус генерал-майора А.Ф. Попова. Воздушная армия Красовского получала дополнительно истребительную авиационную дивизию.
Наконец Сталин принял решение о передаче Воронежскому фронту 27-й армии. Кроме войск генерала Трофименко, занявших оборону в Курском укрепленном районе, на угрожаемое направление выдвигались 5-я гвардейская армия генерала А.С. Жадова и 5-я гвардейская танковая армия генерала П.А. Ротмистрова — несмотря на возражения И.С. Конева против разбазаривания его «хозяйства», не преминувшего отметить зависимость ватутинского полководческого искусства от непрерывного поступления «донорской крови»:
«Конечно, куда проще ввести в сражение свежий корпус или армию, чем своими резервами, маневрами и концентрацией сил и средств своего фронта ликвидировать прорыв. Оценивая события прошлого, следует сказать, что стратегические резервы в виде целого фронта целесообразно было бы вводить в действие полным составом, массированно и на важнейшем направлении театра военных действий, а не по частям».
Танковой армии Ротмистрова, решившего добираться на фронт своим ходом, предстояло за трое суток форсированным маршем преодолеть 350–400 километров от Острогожска до Прохоровки. Движение осуществлялось в том числе и в дневное время. Воздушное прикрытие осуществляла 5-я воздушная армия. Армия Жадова должна была занять рубеж реки Псёл к утру 11 июля.
Одновременно Ставка категорически потребовала от Ватутина и Василевского: «Во что бы то ни стало остановить стремительное продвижение противника на рубеже р. Псёл, захватить в свои руки инициативу». Кстати, в довольно толстой книжке мемуаров маршал Василевский практически ничего не рассказал о своем непосредственном участии в Курской битве.
Враг тоже нес потери в живой силе и технике. В мотодивизии «Великая Германия» к исходу 6 июля в строю осталось 73 танка, из них около 40 «пантер» и дюжина штурмовых орудий. Армия Гота в целом в результате боевого воздействия и по причине технических неисправностей лишилась 300 танков. Фронт 2-го корпуса СС с необеспеченными флангами растянулся на 40 километров и подвергался непрерывным ударам со всех сторон. Корпусу Кнобельсдорфа не удалось создать плацдарм на реке Пена. Сильно отставала от графика армейская группа «Кемпф». Она продолжала топтаться на месте, хотя к исходу 6 июля 3-й танковый корпус прорвал первый рубеж обороны восточнее Белгорода. Однако сомкнуть свой левый фланг с правым крылом 4-й танковой армии у Вернера Кемпфа не получилось.