Год 50-й: Расти из пепла
Шрифт:
– Нет, червяки эти редкие, ползают плохо, так главное не нарваться на тварюку, или воздух успеть задержать пока отбежишь шагов на пятьдесят, да лицо и руки немедленно водой промыть, тогда может и выживешь…
Вот наслушался страхов, и всю ночь меня во сне преследовали какие-то пауки и розовые дождевые черви с коровьими головами и под утро один из них меня почти схватил, уже дышал мне в лицо… Я открыл глаза, у-у, черт! Ворон, скотина стреноженная! Добрался до моего лица, дышит, сволочь, прямо в харю, тварь безмозглая… Ну ладно, ладно не обижайся, это я так, спросонья.
Поднялся, смотрю, светает.
– Подъем орлы, а ты чего нас не разбудил пораньше, счас по самому солнцепеку поедем, – это я Щербатого распекаю, дежурившего во вторую половину ночи, зазевался он что ли, или сам под утро вздремнул? К полудню мы поняли, что двигаться дальше по такой жаре не стоит, и остановились на дневку. В общем, я решил двигаться вдоль реки, в первую половину ночи, затем краткий отдых. Переседлываем лошадей, двое остаются с телегами, а остальные на разведку, верхами по холодку до полудня рыскать будут, так мне кажется, мы быстрее кочевников найдем.
Жара стояла просто мочи нет, а воды для питья в общем-то и не было, не брать же из Волги? Коней напоить, туда-сюда, можно все же. А самим пить? Впрочем, проводник говорит, возчики пили, не болели, правда, через уголек цедили и потом еще кипятили часик. Хотя Серега и обещал к вечеру найти ручей с чистой водой.
Наш обоз по заведенному порядку двигался ночью. Опасно конечно, лошадь может в сурчиную нору копытом угодить. Но по очереди мы вели переднюю телегу, держа лошадь за повод. Да и первые две ночи выдались ясные, светила полная луна, так что не страшно. Растительность вначале пути росшая в изобилии, стала более бедной, уже не приходилось прокладывать путь, продираясь сквозь густую жесткую траву и редкий кустарник. Травы стало меньше, все более часто встречались проплешины в каменистой почве, все больше колючек налипало на одежду, если так дальше дело пойдет, то кормить лошадей будет нечем. На четвертый день пути я и Трофим-охотник с хутора, остались с телегами, а наши разведчики уехали на поиски скотоводов. Небо с утра было закрыто серой мглой, духота, и какая-то тяжесть висели в воздухе. Приближался полдень, разведчиков не было, зато подул устойчивый юго-восточный ветер, который крепчая на глазах, нес частицы пыли и волны жара. Через некоторое время уже стало нечем дышать, и мы, спустившись ближе к реке, залегли под откосом, прикрывшись полами захваченной одежды… Я из-под полы, через щель смотрел на беснующийся смерч, который тонкой воронкой закручивал воду реки, унося в воздух топляк (притопленные бревна), водоросли, и речных животных, черными точками мелькающих в самой средине смерча. Тело воронки постепенно приближалось к противоположному берегу и, наконец, выбралось, как гигантская змея на сушу, разбрасывая в разные стороны различные предметы и прибрежную грязь… Затем смерч внезапно пропал, а нас еще в течении долгого времени терзал поднявшийся ураганный ветер, наконец, к вечеру ветер стал стихать, и мы перебрались ближе к нашим телегам.
Глава 12
Ландшафт после бури изменился, но не сильно, жесткую траву засыпало песком и пылью, кое где валялись обломки деревьев принесенные ураганом невесть откуда, на передней телеге лежала дохлая ворона, кожаное покрытие с одной из телег сорвало и унесло в неизвестность, да уж, мы с Трофимом переглянулись и начали откапывать в расшпиленном возу запасы воды, повезло… они не пострадали и мы жадно начали пить эту теплую, противную, но так необходимую сейчас влагу. Всю ночь мы ждали наших товарищей, под утро тихо кемаря у еле дымившегося костра, я увидел видение, утренний туман расступился, и передо мной предстала морда лошади и силуэт всадника в халате, в остроконечной шапке отороченной мехом. Я только успел приподнять автомат, переведя рычаг на стрельбу очередями, когда со всех сторон к костру подступили степняки на лошадях.
– Ай, бачка, зачем за автомат хватаешься, – голос принадлежал старому морщинистому деду в богатой шапке, обшитой серебряными позументами, с золотым знаком хищной птицы, закрепленным на остроконечном верхе.
– А… Это я спросонья… Вот попали в ураган, наши товарищи поехали вас искать и пропали… Вот торговать к вам приехали, – говорил я, а у самого в голове вертелось: «Вот попал!»
Всадники, а их было не менее трех десятков, уже бесцеремонно перебирали вещи из раскрытого воза. Старик что-то резко крикнул, и начавшийся грабеж прекратился.
– Поедем, однако, в наше стойбище, если твои друзья выжили, мои воины их быстро найдут, в стойбище и решим, как торговать будем.
Несколько всадников спешились и вскоре мы с Трофимом разместились на возах, которые погоняли степные возницы. Оружия у нас не отобрали, но что мы могли с ним делать? Перебили бы десяток кочевников в лучшем случае, потом конец торговым связям, а возможно и нашей жизни. Ехали мы долго и только к полудню прибыли в стойбище… Ну и вонь там стояла! Нет, может, привыкшему человеку там было и неплохо, но смотреть, как на улице, не особо придерживаясь какой-либо гигиены, люди оправляют свои надобности, не отходя особо от юрт (серут просто там, где живут)…
Видимо, старику это тоже не особо нравилось, и он вытянул плеткой одного такого засранца, восседавшего с видом гордого орла за одной из юрт.
– Шайтан, сколько раз говорил, есть поганое место, отойди. Нет, сапсем, наглый джигит… Еще раз увижу, секир башка будет, – орал он вслед удравшему в юрту поганцу. Приняли нас, в общем, неплохо, хорошо, что достархан накрыли на природе, а то в юрте вообще, по первости дышать было невозможно, пахло плохо выделанной кожей, тяжелым потом, остатками жирной пищи и еще чем-то не особо приятным.
– На улице, однако, поедим, очень блох в юрте много, – объяснил мне старик. Мы ели дымящиеся куски баранины, запивая его вонючим кумысом, ну я, недолго думая, сгонял к своему возу, и принес кувшин первача, после еды и пары стакашков старик расслабился (сидели мы с ним вдвоем, Тимофей кормился вместе с воинами).
– Да бачка, хараша твой водка, мне уже баба не нужна, еда-мяса есть нечем, кумыс в животе бурчит однако, вот лепешка в водка размочить и есть… вкусна! Толька лепешка нет, а водка твой многа привез?
– Многа, двадцать таких кувшинов, да и муки два мешка, многа лепешек напечешь, мурза Ильяс (а это был именно он). Старик совсем развеселился и приказал что-то подбежавшему пацаненку. Через некоторое время к месту нашей трапезы трое степняков подогнали табун лошадей голов в двадцать. Кони на вид были очень хороши, молодые, четырех-пятилетки.
– Давай, бачка силой мериться будем. Ты победишь, кони твои, мой тебя заломает, твой товар мне – якши? – пояснил свои действия мурза.
– А что, ты сам бороться будешь?
– Э… Эй, нет, – хитро прищурился старик, – мой бойца поставит… сильный, однако.
«Вот блин!», если не соглашусь, товар все равно отберут, убьют и отберут. Что это ты рискуешь, дядя, а вдруг я выиграю.
– Э…Сапсем скучно. Была бы многа людей, на вас в набег пошел, а так конь родит многа, баба сапсем больной стал, два, три ребенка и кирдык. Скучна. Ты поборись с моим джигитом, весело будет.
«Ага, сапсем весело, тут бы не окочуриться раньше времени», – подумал я, разглядывая своего будущего противника. Бычара был еще тот, у него рука, как моя ляжка, а бритый лоб можно в кузне, вместо наковальни использовать. Ну, делать нечего, знакомлюсь с правилами состязаний.