Год беспощадного солнца

Волынский Николай

– Вот оно как! Очень интересно…

Увидев сзади черный брабус, Мышкин пробормотал:

– Машина, похоже, знакомая.

В джипе опустилось правое окно, выглянул пассажир – на пару секунд, однако, Мышкин узнал его немедленно. Именно он на площади Балтийского вокзала промахнулся бейсбольной битой по Мышкину и снес полчерепа своему напарнику.

– Одного точно знаю! Рядом с водителем. На днях пытался проломить мне башку американской дубиной для игры в лапту.

– Неужели тот? Ты, старина, у нас, в нашем кругу, уже в легенду вошел! – уважительно отозвался Сергей. – Стало быть, у твоего крестника сегодня двойное огорчение. И тебя битой не достал, и я в туалет пошел не туда. Теперь он должен погасить нас обоих. Иначе самого погасят. Надо поскорее выбираться.

– Как? Куда?..

– Тебе, друг мой Дима… Извините: совсем обнаглел с перепугу, – спохватился Сергей. – Вам, Дмитрий Евграфович, надо…

– Сережа! – перебил Мышкин. – Если ты теперь, после всего, еще раз скажешь мне «вы», буду считать, что ты на меня в смертельной обиде.

– Согласен! – засмеялся Сергей. – Пристегиваемся. И по моей команде… скажем, «фас!» толкаем, сколько сил, корпусом в спинку кресла. В пределах разумного, конечно.

– Взлететь собрался?

– Именно.

Перед ними прогрохотала электричка в сторону Выборга. Но шлагбаум не поднимался, заградительные стальные боны не сдвинулись.

– Еще поезд! – сказал Мышкин. – В город.

Сергей медленно подъехал к шлагбауму и, дождавшись, когда локомотив окажется в трех метрах от переезда, резко нажал на дроссель. Машина рванулась, шлагбаум с треском разлетелся на куски.

– Фас!

Он рванул руль на себя, Мышкин ударился о спинку сиденья. Всего на несколько микронов, может, и меньше, приподнялся передний мост. Но и этого хватило, чтобы БМВ перепрыгнул стальные боны.

– Фас! – еще раз крикнул Сергей.

Вторые боны остались позади.

БМВ свернул влево, и под прикрытием электрички они добрались до Репина.

Сергей остановился на торговой площади. Ни одной машины сзади, лишь неторопливо ползла по шоссе одинокая корейская микролитражка ядовито-лимонного цвета.

– Я схожу за сигаретами? – спросил Мышкин.

Чуть

помедлив, Сергей кивнул.

– Только, если очередь, сразу назад. Я прикроюсь за магазином. И купи воды какой-нибудь морду смыть.

Магазин был совсем пустой. С пачкой сигарет в одной руке и пятилитровой бутылью воды в другой Мышкин обошел магазин. Сергей ждал в метрах пяти. Свою дверь оставил открытой.

Подойдя, Мышкин удивился: Сергей спал, опустив голову на рулевое колесо. «Да что же он, в самом деле! В такой момент…» – удивился Дмитрий Евграфович.

Он слегка тряхнул Сергея за плечо.

– Все, едем.

Сергей медленно повалился набок. На лбу у него, между бровей, Мышкин увидел небольшую темно-красную точку. От нее тянулся вниз такой же ручеек и медленными каплями срывался на пол.

Затаив дыхание, Мышкин медленно осмотрелся. Никого. Только неторопливо выехала на шоссе лимонная «кореянка». Пусто и тихо со стороны леса – он начинался в нескольких десятках метров.

Медленно поставил Мышкин бутыль на землю и еще медленнее, словно поплыл под водой, двинулся к лесу. И лишь когда до сосен оставалось несколько шагов, не выдержал и побежал.

Ворвавшись в лес, он едва не сбил двух рыжих белок: они выискивали у тропинки орехи, которые для них оставляют прохожие. Белки возмущенно затрещали Мышкину вслед, пока он не скрылся в сосняке.

Мышкин не знал, сколько он, оглушенный, бродил по лесу. Остановился, лишь когда обнаружил, что вокруг резко потемнело.

Он поискал глазами солнце. Но все небо над ним оказалось в темно-синих грозовых тучах.

Мышкин сел под густой старой елью. «Куда же я забрался? Куда дальше? Этак можно плутать в лесу до голодной смерти…».

Издалека донесся легкий рокот. Электричка. Мышкин вскочил и решительно двинулся на звук. Скоро лес поредел, запахло сыростью и креозотом, и внезапно он вышел из леса. Перед ним была платформа «Солнечное».

Он решил вернуться в Комарово. Редкий человек станет искать убежище там, где он едва не погиб. Да и машина там же, в Комарове. Обычно Мышкин ставил свою волгу под крышу – в пустой сарай к приятелю, через две улицы.

За триста метров до покосившегося старого дома на окраине дачного поселка, где он снимал комнатушку с верандой, Мышкин загнал машину в боковую аллею, за которой начинался сосновый мачтовый бор.

Был всего двенадцатый час ночи, но темнота сгустилась, как в сентябре. Мышкин долго смотрел на небо, оно было сине-черным, без просвета, низкие облака, казалось, задевают верхушки сосен. Духота, словно желатин, растеклась повсюду, липко охватывая тело, одежду, автомобиль, деревья. В атмосфере накапливались электрические ионы – Дмитрий Евграфович кожей чувствовал их легкое покалывание. «Нет, сегодня ничего не произойдет, – подумал Мышкин. – После такой жары дождь собирается недели две».

Через час он решил, что пора. Умыться, поесть, что там у него из консервов?.. Тогда и в голову придет что-нибудь полезное.

Лесом он подобрался к даче, зашел сбоку и забрался в густой лещинник в нескольких метрах от веранды. Выщипал несколько листьев на уровне глаз, получилось наблюдательное окошко.

Так просидел минут сорок, наблюдая за домом, пока не затекли мышцы. «Хватит! – решил он. – Теряю время. Сижу, как пень, а исполнители наверняка шарят вокруг. Непременно нагрянут, когда поймут, что я вернулся… И поесть не дадут!»

Он встал, поправил брюки. Но едва сделал шаг, как открылась дверь веранды и на двор вышли двое полицейских с автоматами. Осмотревшись, уселись на траву в нескольких метрах от Мышкина. Он, затаив дыхание, осторожно сел на место.

– Глянь-ка, Витюха, – сказал один. – Даже трава горячая. Когда кончится это пекло? Хорошо хоть здесь приказали залечь, а не в городе.

Мышкин изо всех сил сжал челюсти и остановил ненадолго дыхание. Он узнал знакомый бас. Это был сержант Бандера. Оба сидели спиной к нему, но он разглядел их погоны: да, здоровенный – сержант, второй помельче – старшина.

– Может, и прольет сегодня, – с надеждой отозвался Витюха. – Никаких сил… А у тебя, Костя, дача есть?

– Нет! – весело ответил Бандера. – Но скоро будет. Зря, что ль уродуемся? Правда, я бы за очкастого побольше запросил – верткий оказался, пять штук зеленых маловато… Да и не придет он сюда. Его ж совсем недалеко сегодня чуть не взорвали. Дружка его в Репине мочканули. Дураком надо быть, чтоб полезть прямо в капкан. Зря время теряем.

– А Генка-то наш никак свою халупу не достроит. Здесь, недалеко, – мечтательно сказал старшина.

– Денег не хватило? – лениво поинтересовался сержант.

– Соображения! Соображения ему не хватило! – то ли удивился, то ли возмутился Витюха. – Камин ему мраморный подавай. Кирпичный уже западло. Мрамор из самой Италии везут, все никак не привезут.

– Это нам с тобой кирпичный, а Генка уже всё – не нашего полета. Из младшего лейтенанта в капитаны за полтора года не каждый прыгнет.

– Место хлебное схватил раньше других, вот и прыгнул. И где он сейчас? Нас заткнул сюда очкастого ловить, а сам сидит в кафешке у Абовяна, пиво пьет, – возмутился старшина.

– Не просто сидит! – неожиданно сурово поправил Бандера. – Задача перед ним труднее нашей. Принципиальная. На принцип пошел Генка. Понял-нет?

– А, так он все ж таки поспорил с тобой? – хохотнул старшина. – Ну, заводной мужик! Я бы на его месте не подписался.

– Каждый пусть на своем месте! – огрызнулся Бандера. – У тебя там есть что?

Витюха молча снял автомат, положил на землю. Из кармана достал плоскую металлическую фляжку. Отвинтил крышку, поднес к губам. Но фляжку вырвал у него Бандера.

– Субординация! – гаркнул сержант. Послышалось громкое бульканье.

– Субординация… – плаксиво повторил старшина. – Я старше тебя в звании, между прочим.

– Это все… – ответил Бандера, вытираясь рукавом. – Это, как говорит наш Гена, – нелепые формальности. Что погоны? Реальный авторитет – вся субординация. Откуда отрава? – недовольно спросил он, возвращая фляжку. – Клопомор!

Старшина потряс ею – на звук осталось меньше половины.

– Отрава… – обиделся старшина Витюха. – Бержерак, настоящий французский! А ты: «Клопомор, клопомор…»

– Не врешь?

– Падло буду!

– Ну-ка, еще раз проверю! – Бандера опять вырвал фляжку у старшего по званию и снова приложился. – Не, – сказал он, возвращая, – на этот раз вроде получше.

Витюха растерянно тряс пустой фляжкой.

– Ну, ты даешь, брателло! – огорчился он. – Тормоза у тебя вообще есть какие?

– Ладно, на обратном пути возьмем на вокзале, – успокоил его Бандера. – Там ларь подпольный, круглосуточный.

Они оба закурили.

– Так чего тогда, Костян, здесь торчать? Смотри, дождь влупит.

– В хате спрячемся.

– Думаешь, придет?

Бандера ответил не сразу, вероятно, делал вид, что думает.

– Не придет, зараза! – наконец согласился он.

– Тогда чего? Генки боишься?

– Так Шарыга приказал… – лениво ответил Бандера. – Психология хитрого преступника. Поня́л? Не по стандарту себя ведет очкастый хрен.

– Шарыга… – сбавил тон старшина. – Он знает. Юрист все ж таки, на такой должности…

– Да какой он юрист! – расхохотался сержант Бандера. – У Шарыги папаша – крупный авторитет, вор в законе. Он и в Кремль Шарыгу затолкнул, если бы захотел. Да только Шарыга на игле, уже давно. Выше начальника райотдела ему не светит. Если не перестанет ширяться.

– Шарыга не колется. Нюхач он. Порошок нюхает.

– А ты откуда знаешь? – удивился Бандера.

– Все знают, – коротко ответил старшина.

– Очкастый Шарыгу сразу вычислил. И даже попросился в коридор, чтоб Шарыга нюхнул и добрее стал. Я чуть со смеху не помер. А Гена огорчился – нельзя, мол, так открыто. А чего нельзя? Пока папаша в авторитете, все можно. Ему можно, – уточнил сержант. – Не нам с тобой.

Витюха снова вытащил флягу, зачем-то встряхнул ее.

– Да-а-а, – протянул он. – Умеют же люди устраиваться! Нам с тобой ничего не светит. Не успели мы с тобой. Все занято.

– Верно говоришь, – с сожалением согласился сержант. – Перспективы не очень. Раньше хоть братки отстреливали ментов побольше, да чеченская. Места освобождались быстро. Теперь ловить что трудно. Разве по своей инициативе. И то – что ловить, когда такая конкуренция! Вот мне, например, у меня дочка замуж выходит. «Что подарить? – спрашиваю. Она: «Мне лексус, Саше – хаммер». Ну, хаммер я ей нашел. Лох один задавил дочку прокурора, я его и сцапал. Он даже без намеков тачку отдал, усёк, лучше без хаммера на свободе, чем на зоне… опять же без хаммера. А с лексусом просто беда. Присмотрел тут один, хвать! А на нем дружок Путина ездит. Выискал другой – там сын губернаторши. За третьим пошел! Опять неудача – нарвался на племянника Кости Могилы.

– Это который все кладбища в городе захапал?

– Да, можно сказать, приватизировал. Короче, все в управлении смеются, а Геша не смеется, ему меня жалко, он и говорит: «Хочешь на спор? За ящик коньяка уже сегодня вечером получишь свой лексус!» Ударили по рукам – что мне терять? Коньяк все равно у твоего Абовяна возьму.

Вздохнув и сочувственно покачав головой, Витюха посмотрел на небо, принюхался.

– Гад буду, дождем пахнет.

Бандера тоже несколько раз втянул носом воздух.

– На понт берешь. Ничем не пахнет. Даже елкой.

– Это тебе после бержерака ничего не пахнет, – мстительно пояснил Витюха. – А у меня с детства нюх собачий… Думаешь, Шарыга будет гавкать, если мы уйдем? – озабоченно спросил он. – Вопить, наверное, будет, что психологию испортили…

– Не в Шарыге дело. Я бы давно ушел, но психологию очкастому придумал полкаш один, гэбэшник, он у нас смотрящий по ментам. Шутить не любит. А ваще… – сладко потянулся Бандера. – Не придет, и хрен с ним. У нас другое, еще важнее, чем взять очкастого.

И он зевнул так звучно, что даже у Мышкина свело скулы.

– Ну? – спросил старшина. – Чего тогда темнишь? Мы ж вроде напарники. От гэбэшника дело?

– От него. Подготовить место действия. Для прокуратуры.

– Чё сразу не сказал? – обиделся старшина Витюха.

– А зачем? Говори не говори – все равно приказ выполнять.

Они замолчали.

– Что-то не едет наш Гена, – минут через пять заговорил старшина. – А понтов сколько! «Сегодня вечером, лексус за бутылку!»

– За ящик, – поправил Бандера.

– Все равно. Кто тебе за ящик тачку отдаст? Консервную банку никто не даст.

Неторопливо Бандера звучно выбил одну ноздрю, потом вторую, но прежде чем он открыл рот, старшина махнул на него рукой:

– Тихо! Заглохни, Костян! Едет.

Бандера приложил ладонь к уху.

– Чевой-то я не врубаюсь… – признался он.

– Гешин УАЗ я за тысячу километров различаю. Я сам же и ремонтировал ему мотор, когда еще в гараже работал. Тихо! – снова прикрикнул он. – Еще один мотор, дорогая тачка, позади идет.

– Ну! – вскочил Бандера. – Ну! Кого ж он тащит?

– Иномарка – точно, – заявил Витюха.

В свою амбразуру Мышкин увидел, как на дорожку упали лучи фар, появился УАЗ с мигалкой на крыше и затормозил у самого крыльца. Сзади мягко остановился серебристый лексус.

Бандера подскочил к лексусу, наклонился, разглядывая водителя.

– Выходи! – торопливо приказал он и повел стволом автомата. – Сюда, к дому.

Из лексуса выбрался парень лет тридцати, в шортах, белой майке. Он дрожал всем телом – так крупно, что Мышкину показалось, будто он слышит, как у парня стучат суставы позвоночника.

Открылась дверь УАЗа, со ступеньки аккуратно сошел капитан полиции. «Денежкин! Он, скотина. Геша, значит. Ну да, как он представился, когда меня хватал? Геннадий Степанович. Он».

– А теперь, – приветливо и даже радостно сказал Денежкин. – Приступим к тщательной проверке документов.

– Но… – у водителя теперь и зубы застучали, как на морозе. – Вы все только что проверили. И сказали, с документами все в полном порядке.

– Увы, я ошибся, – мягким интеллигентным тоном возразил Денежкин. – Помилуйте, никогда не бывает, чтоб все было в полном порядке. Обязательно найдется что-нибудь. Так уж устроен мир, – философски констатировал полицейский и печально вздохнул.

И обернулся к Бандере:

– Ну, Костян? Годится телега?

– Что надо! – расплылся в улыбке Бандера.

– Завтра чтоб коньяк был у меня! И не паленка, а настоящий! – и водителю: – Капот!

Тот растерянно переводил взгляд с капитана на сержанта и обратно.

– Помер прежде времени, что ль! – гаркнул Бандера. – Кто разрешил помереть? Открывай капот, полудурок!

Парень торопливо открыл дверь, нырнул под рулевую колонку и набрал код замка. Капот мягко поднялся.

– Так-так-так, – промурлыкал капитан. – Посвети мне, Костян! Знаешь, сколько в день угоняют таких тачек? – и сам ответил: – Под тридцать штук. Одной больше, одной меньше – все равно…

Он долго сравнивал номер двигателя с техталоном. Выпрямился, тяжело вздохнул и развел руками:

– Машина в угоне, – огорченно сообщил капитан Денежкин.

– К-к-как?! – задохнулся парень. – Это я… Моя машина! Лично покупал! И документы есть… у вас они!

– В угоне! – заорал Бандера и ткнул автоматом парня в живот. Тот взвыл и скрючился.

– Ре… ребята… – с трудом полепетал он. – Вы… я… понял – я нарушил!.. Сейчас я штраф – да!.. Штраф, вот двести!.. – словно обрадовался он и полез в карман, но никак не мог попасть трясущейся рукой.

– Ничего ты не нарушил, – спокойно сообщил капитан Денежкин. – Отойди от аппарата. От машины отойди! В сторону. Еще на пару шагов. Еще пару. Так, хорош. Это чтоб не смывать кровищу после тебя, – охотно пояснил он. – Ты бы тоже не захотел, думаю. Так что пойми меня правильно.

Бандера дал короткую очередь, и голова парня раскололась, как яйцо. Не сгибаясь, он упал плашмя, как падает доска. Коротко передернул ногами, затих и застыл.

– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил Денежкин. – А то заладил: моя, да моя, сам купил… Теперь не твоя.

Из машины неожиданно донесся истошный вопль. Хлопнула дверь, выскочила молодая женщина с короткими белыми волосами. Она бросилась к трупу, споткнулась и упала около него на колени.

– Что?! Что?! Что?! – кричала она. – Что?!

Два одиночных выстрела сделал старшина, крик оборвался, перешел в тихий болезненный стон, потом в хрип. Витюха выстрелил еще раз, она беззвучно свалилась на тело мужа.

– Ну что, Костяра Бандера? – Денежкин похлопал по капоту. – Забираешь? – и разрешил с улыбкой. – Забирай!

Бандера, коротко повизгивая от восторга, подошел к машине, открыл дверь, но тут же захлопнул ее и резко отступил.

– Там… еще кто-то, – растерялся он.

– Еще? – удивился капитан, открывая заднюю дверь. – Точно – моя вина, недоглядел.

Он вытащил за руку девочку лет десяти. Она рыдала и одновременно пыталась подавить рыдания, искривив губы и прижимая к ним ладошку. И вдруг схватила Денежкина за руку.

– Дяденька!.. Дяденька, дорогой, хороший!.. Не убивайте меня!.. Пожалуйста!.. Я очень вас прошу – не надо! Я теперь всегда буду послушной! И кашу манную буду кушать, и молоко с пенками!.. Телевизор не буду включать без разрешения!..

Денежкин присел около нее на корточки и переспросил недоверчиво:

– Не будешь телевизор включать? Точно? Не обманешь?

– Не буду!.. – со детской убедительностью заверила девочка.

– Хорошо! – удовлетворенно сказал Денежкин. – Как тебя зовут?

– То… Тося…

– Антонина, значит. Хорошее имя? – спросил он, оборачиваясь к своим.

– Хорошее, – хором подтвердили Бандера и Витюха.

– И ты хочешь жить, – в раздумье произнес Денежкин. – Так?

– Очень хочу! – кивнула девочка и всхлипнула.

– Но ведь родителей у тебя теперь нет, – огорченно сказал капитан. – Как же ты будешь жить без них?

Она подумала и просветлела – нашла выход.

– У меня еще бабушка есть. И кот Михайлик.

– Михайлик… Надо же так назвать кота! – удивился капитан. – А собачки у тебя нет?

– Собачки нет…

– Так-так… Видишь ли, Тося, я знаю: ты хорошая девочка. И меня тебя очень жалко. Не такой уж я злой дядька.

– Вы добрый! – с надеждой воскликнула Тося.

– Не всегда, – скромно возразил Денежкин. – И я с удовольствием исполнил бы твою маленькую просьбу. Отпустил тебя прямо сейчас. Иди, куда хочешь. Но не могу, извини.

– Почему? – прошептала девочка.

– Потому что ты нас видела, Тося, – ласково пояснил капитан. – И обязательно выдашь.

– Нет! – снова заплакала девочка. – Никогда не выдам! Я скажу, что никогда вас не видела!

– Ну вот, – с упреком покачал головой Денежкин. – Все-таки скажешь… Нет, Тося, не могу. И не проси. Рад бы, но не получается.

– Дяденька! Хороший! Добрый! Не надо, не надо!.. Подождите, я вам стихотворение прочитаю!.. Про зайчика!

– Про зайчика? – словно заколебался Денежкин.

– Взятку предлагает, – мрачно предостерег Бандера.

– Точно! – спохватился капитан. – Нет, мы люди честные, неподкупные.

– Дяденька! Дя…

Сухо треснул одиночный выстрел. Мышкин изо всех сил впился зубами в кулак, чувствуя во рту соленую кровь.

– Так я беру? – спросил Бандера, заглядывая капитану под козырек его гигантской форменной фураги.

– Бери, бери!.. – ворчливо, но по-доброму, разрешил Денежкин.

– Ах ты, моя япошечка! – Бандера поцеловал машину в лобовое стекло.

– Номера сними! – приказал капитан.

Мигом сержант Бандера отвинтил передние и задние номера.

– Куда их?

– Здесь и оставь. Теперь наш очкастый дачник пусть расскажет прокурору, откуда у него здесь три холодных и куда он девал дорогую японо-американскую машину марки «лексус», от которой свинтил номера, чтоб не попасть сразу в руки правоохранителей. Таких, например, как наш сержант Бандера.

Бандера только хрюкнул, улыбаясь во весь рот: опьянел от счастья.

– Япошку я себе оставлю, – решительно заявил сержант. – Пусть они на хаммере катаются. А то что: я – старайся, задницу рви, с лохами разбирайся, а все пирожки им! Харя не треснет?

– Абсолютно справедливо! И логично, – одобрил капитан. – Умеешь ты, Бандера, логично мыслить! Продолжай в том же духе, и быть тебе министром внутренних дел. Или, на худой конец, заместителем.

– Не, – возразил Бандера. – Я лучше скромно – в депутаты.

– Да кто тебя выберет? – фыркнул Витюха.

– Выберут! – убежденно возразил сержант. – Народ у нас любит бывших ментов. Путю почему выбрали? Думали – гэбэшник, офицер, значит, человек государственный, все знает, и видит и порядок наведет. А я чем хуже?

– Ничем, – согласился Денежкин. – Ничем наш Бандера не хуже. А может, и лучше.

Еще с час Мышкин оставался в лещиннике, совершенно окаменевший. И когда почувствовал, что за грудиной у него появился кусок льда, встал и спокойно, равнодушно, не глядя по сторонам, двинулся к дому. Бесстрастно глянул на убитых, подобрал номера от лексуса, потом швырнул их на землю. Поднял, тщательно вытер рукавом и снова бросил. Постоял, разглядывая трупы, и пошел к своей машине.

Посидел за рулем, осмотрел укушенную руку – кровь остановилась сама. Завел двигатель, и, не включая свет, неторопливо, со скоростью пешехода, выбрался на Средне-Выборгское шоссе.

Он стал на обочине. Что-то с ним случилось. Что-то внутри сдвинулось. Так он сидел, пока не понял: он только что потерял чувство страха. Ничего хорошего.

Прямо над его головой, неожиданно зашипев, взорвалась гигантская магниевая лампа-вспышка, залив все вокруг едким белым светом. Тотчас же кто-то одним махом разодрал в воздухе кусок брезента. Затем робко прошелестело по крыше машины, мелко застрекотали капли, помутнело лобовое стекло, и внезапно на землю обрушился водопад – где-то наверху прорвало гигантскую плотину.

Молнии сверкали почти без перерыва, разряды гремели то вдали, то совсем рядом. Порой от близкого грохота позванивала крыша старенькой волги.

В нескольких метрах от Мышкина в асфальт воткнулось длинное бело-голубое корневище. Шоссе треснуло поперек, поднялся белесый столб дыма, но был сразу растоптан водопадом. Ехать нельзя. Свет фар не пробивал водяную стену.

Вздремнуть? Самое время – всё в мире сейчас притаилось и переживает грозу. Кто под таким ливнем будет гоняться за Мышкиным? Пренебрегать подарком судьбы опасно.

Едва он устроился в кресле поудобнее, как в машине раздалась трель соловья. «Уже слуховые глюки, в башке звенит… Откуда соловей в такую бурю!» Однако звенело не в голове, а из кармана: там заливался мобильник.

На дисплее появилась его собственная фотография и его же номер телефона. «Что за черт! – опешил Мышкин. – Не могу же я сам себе звонить!..» Но тут же сообразил: у него звонит телефон Клюкина. А вызов пришел с его собственной, паленой, трубки, которую Мышкин выбросил в метро.

Телефон пел, выдавая коленца, минут пять. Поколебавшись, Мышкин включил связь.

– Дима! – голос Клюкина. – Это я, слышишь меня? Или гроза не дает? Есть связь или нет? Ответь, если слышишь.

– Да, Толя, слышу тебя… Правда, плохо, – устало отозвался Мышкин. – Ты откуда?

– Да вот, заскочил в контору – кошелек забыл в морге. Вдруг из твоего стола слышу звонок. Открываю ящик – твоя мобила. Лежит, верещит. А ты думал, сперли.

– Сначала думал, а потом нет, – ответил Мышкин. – А кто мне звонил?

– Не знаю, я не стал отвечать. Значит, моя труба не нужна больше?

– Не нужна. Куда подвезти?

– Ты не в городе, наверное.

– Скоро буду в городе.

– Когда?

– Еще не определился. Может, завтра. Заеду на работу и отдам. Хотя могу и пораньше. Если надо.

– Как сможешь, мне все равно. Я пока твоим попользуюсь. Можно?

– Конечно, Толя, что за вопрос!

– Тогда будь бесконечно здоров.

– Очень постараюсь. Твое пожелание, как никогда, вовремя.

И отключив связь, Мышкин, наконец, сообразил, что надо сделать немедленно: забрать из клиники компакт-диск с архивом Фонда и отчетом Кокшанского.

Снова звонок. Опять Клюкин! Неймется же ему.

– Вот еще, Дима… – тихо и будто нерешительно начал Клюкин. – Ты радио слушал сегодня? Или, может, телевизор включал?

– С какой стати? Я вообще не слушаю радио и зомбоящик не смотрю уже десять лет.

– Значит, ты ничего не знаешь…