Год Быка
Шрифт:
Вторая серия Бабьего лета оказалась существенно короче первой, и продлилась пока всего четыре дня.
После повсеместного пятничного ливня, разделившего серии, лишь два выходных и понедельник со вторником были на уровне.
Но в среду обещанного синоптиками дождя пока так и не было. Да и утром было десять вместо семи накануне. Воздух был ароматен, вкусен и свеж. К тому же к его запаху примешивался аромат накануне удачно разожженного и сожжённого костра из срезанных веток старой малины.
Видимо всё изменилось?! В погоде наступила инверсия, так как облака из сплошных, неподвижных низко-кучевых, утром уже превратились в высокие, далёкие с голубыми просветами. По всему было видно, что скоро покажется Солнце. Даже утром стало светлее, и Платон не пользовался для бритья электрическим светом, как было накануне.
Ровно в восемь утра он, как обычно, двинулся в путь на станцию. И в этот самый момент через облака пробилось Солнце! Оно просто выскочило из-за горизонта меж облаков, озарив красоту сухой осени – все окружающие Платона деревья и кусты. Осенние краски стали ярче, гуще и контрастней.
Впервые в этом году он увидел, как красива осень. Дорожки и тропки были уже завалены довольно толстым одеялом из жёлтых листьев.
Только на открытых площадках и там, где колёса машин вмешались в процесс, земля была голой.
В эту среду, худой, длиннорукий и неказистый, в лёгкой курточке «Шурик», легко обошёл Платона в горку по Подколокольному переулку.
Теперь, с прекращением обязательных ежедневных дачных поездок, Платон возобновил свои послеобеденные прогулки по Покровскому бульвару.
И в этот же день, 23 сентября, стало уже холодно, чуть заморосил дождь.
И хорошо, что Платону именно в этот день всё же удалось найти Тимошу. Тот сидел высоко на ветвях яблони, как раз того самого крайнего в посёлке дома, около которого Платон его и выпустил, и где он недаром будто бы слышал накануне слабое или далёкое мяу.
Да, вчера были его мяу! Но потом они почему-то прекратились, и запеленговать пропажу тогда не удалось! – разъяснил сам себе искатель.
Вот и сейчас, уже пройдя дом, Платону опять почудилось знакомое далёкое мяу. Хорошо, что два таджика, которых он только что спрашивал о котёнке, окликнули его, руками призывая к себе и показывая правильное направление поиска на дереве.
Платон стремглав возвратился. И действительно, на ветке яблони он увидел, показавшегося ему почему-то большим, своего тёмно-серого с белым низом, котёнка. Он позвал Тиму. А тот, услышав голос хозяина, ответил тому уже громким, душераздирающим воем. На зов хозяина тот быстро спустился с дерева и понёсся к забору. Платон раздвинул навстречу тому траву. Но Тима, высунув голову за забор, почему-то остановился, видимо опасаясь двух незнакомцев, стоявших чуть поодаль.
Только с третьей попытки Платону удалось ухватить трусишку за переднюю лапку и вытянут к себе на грудь, постоянно гладя его и прижимаясь к нему щекой.
– «Нашлась пропажа! Спасибо Вам!» – обратился он к улыбающимся чужестранцам.
– «Он Вас боится! Думает, что я его отдам Вам!» – объяснил он им свою невозможность подойти к помощникам ближе.
По дороге Тимоша опять пытался вырваться, но хозяин теперь крепко держал свою долгожданную добычу. И чем ближе они подходили к дому, тем котёнок становился спокойней, уже узнавая знакомые места.
Да! Сам он вряд ли бы нашёл свой дом, так бы и просидел на дереве! – понял Платон.
На даче Тима теперь не отходил от хозяина. Сначала он доел почти двухдневной давности свою сосиску, потом побежал на песочек, где долго сидел по-маленькому. А на дорожке Платон обнаружил несколько увесистых капель полужидких чёрных фекалий от малыша.
Досталось ему, видимо, переживаний?! Он даже то ли чуть поседел, то ли чуть запылился где-то? Стал какой-то дымчатый?! – всматривался в разглаживаемую шёрстку хозяин.
Совместно завершив обрезание малины и заполнение ею костровой бочки, соответственно попив кофе с печеньем и съев кусочек сыра, они, наконец, отправились в долгожданную дорогу.
– «Теперь я тебе ни за что молнию не открою!» – предупредил Платон.
А тот поначалу опять терпел, но потом стал, как в прошлый раз, нудно мяукать. Платону пришлось в отверстия в сумке совать свои пальцы и поглаживать беспокойное животное, тем самым отвлекая его.
Постепенно мерные покачивания успокоили и убаюкали Тимошу, и он на некоторое время затих. Но шум подходившей электрички вновь привёл его к активности. В почти пустом вагоне Платону пришлось постоянно уделять внимание малышу, то гладя и разговаривая с ним, то замирать и затихать до следующего его требовательного мяу.
К концу пути терпению Тимоши пришёл конец, и он стал просто верещать на все лады, доходя в громком крике почти до человеческого голоса. Попытки хозяина успокоить строптивого лёгкими ударами пальцев по лбу на короткое время прерывали истерическое мяу, но после паузы оно возобновлялись на новые лады, с новой и даже возрастающей силой.
Лучше с чёртиком не связываться! – решил Платон, запирая озорника молнией.
Далее они ехали более менее спокойно. С чувством выполненного долга и глубокого удовлетворения проспал Платон эту ночь. Теперь он не был связан кошками, и мог в будни ночевать дома, в семье.
И хорошо, что именно в эти погожие дни он уложился с ними.
Его весенняя борьба за урожай, теперь успешно продолжалась летне-осенней борьбой с урожаем. И все свои сражения Платон вёл успешно.
Поэтому сейчас эта битва переросла лишь в арьергардные бои с яблоками.
И хотя этот год и был урожайным, но яблочным его назвать было нельзя, бывало яблок и более.
Поэтому теперь для их переработки вполне можно было обойтись и одними выходными днями.
Четверг встретил его в Москве удивительно хорошей погодой.