Год Быка
Шрифт:
Данила с нетерпением ожидал и готовился к приёму жены с новорождённым, но Александра пока лежала на сохранении.
А самый младший, Кеша, теперь много работал, слегка позабросив учёбу и, не очень слегка, – Киру.
Старший племянник Платона – Григорий Комков – как всегда молчал, как и вся родня остальных московских Кочетов.
Младший же племянник Платона – богатырь Василий Олыпин, – периодически общаясь с любимым дядькой, совершил очередную модернизацию своей двухкомнатной квартиры. Он поставил металлические двери при входе с лестничной площадки в тамбур, и при переходе на соседскую лоджию, застеклив и утеплив свою, одарив и мать к Новому году солидной денежной суммой.
Его отцу в Тюмени сделали операцию на поджелудочной железе. Для чего Василию пришлось через авиаслужбу послать туда катетер, который там стоил в десять раз дороже московского.
А вот его жена Даша слегла в больницу – сказались последствия пяти родов в течение почти пяти лет.
Платон написал и отослал письмо последнему дядьке в Санкт-Петербург. Но все остальные Комаровы по-прежнему, и, уже видимо окончательно, тоже молчали.
Дороговизна жизни вообще, и большие междугородные транспортные расходы в частности, навсегда отрезали от живого общения родственников Комаровых, разбросанных по городам и весям огромной России, некогда огромного Союза.
После нас с Виталием Сергеевичем кто из родственников Комаровых будет потом общаться? Его дети, или внуки? Вряд ли! – мысленно сокрушался Платон.
Вон, Константин – самый старший его внук – уже давно работает в Москве, а ни слуху, ни духу, даже ни разу не позвонил! А ведь ему стыдно! Он давным-давно, можно сказать, просто бросил меня, не возвратив мне важную военную карту, и совсем затих после этого вместе со своей матерью! – вспомнил вдруг своего двоюродного племянника, обиженный дядька.
В отличие от vis-a-vis Штирлица, Платон всегда запоминал первое. Ибо сказанная новь легко сеялась на целину его новой страницы восприятия окружающей действительности, сразу прорастая из неё результатом аналитического экспресс-анализа.
А сказанное вторым, третьим, и так далее, тем более противоречащее исходному знанию, не могло существенным образом стереть, или хотя бы зачеркнуть его – первое высказанное, и на целину посаженое.
И это касалось не только вслух сказанного, но и на бумаге написанного.
Даже, когда он читал одной чертой зачёркнутый текст, то совершенно не обращал на неё внимания. И только им же самим сильно замалёванный текст он, конечно, прочитать уже не мог.
Он словно видел суть, исходное знание, через толщу наносного, нового, но не так важного, а лишь дополнительного, по отношению к первоначальному.
И это запомнившееся ему первое, становилось навязчивой основой его знаний.
Его бывает трудно исправить, или совсем стереть. Для этого нужны усилия, порой даже длительные, то есть, целая система.
По этому поводу Платон даже как-то высказался Ксении:
– «Ведь, что такое, система? Это планово повторяющиеся действия, и связанные с ними события!».
Вот и теперь, Платон планировал хотя бы ещё раз посетить занятия литературного клуба при центральной библиотеке ВАО.
Ещё весной, в четверг, 21 мая, Платон впервые побывал там.
Тогда собралось полтора десятка бывалых, в основном в возрасте, пишущих стихи и прозу. Платон знал об этом клубе ещё с рассказов своего бывшего знакомого Алексея Львовича Грендаля.
Теперь решил попробовать и сам. Его целью было получить информацию о возможностях и путях печатания и издания своих трудов.
Платону, как новичку, дали слово первому. После краткого знакомства сидящих с новой персоной, он кратко поведал залу о своём творчестве и планах на будущее, прочитал три стихотворения и одну страницу прозы.
Руководитель клуба Виктор Александрович сразу предупредил новичка, что, независимо от качества, его труды подвергнутся критике, и чтобы он с пониманием на это реагировал. Тот согласился.
Стихи вызвали бурную реакцию графоманов. Платону послышалось из зала поспешно выкрикнутое от самых ретивых и ревнивых, опережающих позитивные оценки, в своё время не полученные ими в этом зале:
– «А Вас кое-где хромает рифма! А в одном месте Вы не правильно поставили ударение! А это стихотворение… детское! А это тоже… простое!».
На что Платон только и успевал возражать:
– «А в стихосложении допускается перемещение ударения, как раз ради сохранения рифмы! А стихи я пишу разные. Для Вас специально начал с простых, далее будут посложнее и непонятнее!».
Активность в основном проявляли двое: седой симпатичный мужчина из левой от Платона колонки рядов, и неопределённого возраста худая женщина из середины зала.
Разговор невольно коснулся и Жана Татляна. Руководитель поинтересовался его возрастом и местом обитания. Платон кратко пояснил.
Однако худая, без возраста, бесцеремонно влезла, возражая Платону, с пеной у рта утверждая, что Татлян живёт во Франции, и она это читала из его интервью.
Платон не успел разубедить дурочку с самомнением, так как в этот момент седой, и теперь уже не такой симпатичный, вдруг вообще ошарашил выступающего:
– «А он вообще спел только одну песню, и стал знаменит!».
Тут уж почитатель Татляна совсем было решился дара речи.
Его выручил Виктор Александрович, предложив автору познакомить зал со своим произведением.
Но после прочтения автором одной страницы своей прозы зал почему-то замер. Воцарившую тишину прервал вопрос седого о некоторых, упомянутых персонажах, родство которых с главным героем не было озвучено на этой, первой странице новой главы его романа.