Год Быка
Шрифт:
Поэтому он с наслаждением разделался с чаем и сразу приступил к работе, успев к четырём, утром сделанным коробкам, добавить ещё две.
– «Платон! Поехали! Собирайся!» – услышал он мобилизующий на отъезд, призывный клич начальницы.
Ой! А я думал, что она мне намекала, чтобы я не ездил?! – удивился он про себя, тут же сообразив, что ответить вслух входящей к нему:
– «Надь! Я думаю не ехать! Во-первых, мне к врачу сегодня! Что же я только на полчаса приеду? Да и пить я не буду!» – начал, было, он приводить аргументы.
– «А-а! Да-а! Тебе же пить нельзя!».
– «Да не в этом дело! Просто перед врачом неудобно! Я лучше начну клеить – больше пользы будет! Мы ведь с тобой прошлый раз вдвоём ездили, а теперь других очередь!» – закончил он решающим аргументом.
На диалог через дверной косяк чуть ли не заглянули те, чья была очередь на поездку.
– «А мы скажем Ольге Михайловне, что дали ему срочную работу!» – объяснил шильник сыну гения.
– «Да что скажешь, то и скажешь! Я же не могу тебя заставить что-нибудь умное говорить!» – вслед уходящему дурачку Гудину и засмеявшемуся сыну гения Алексею метнул находчивый Платон.
– «Ты бы хоть постеснялся такое говорить!» – смеясь, с укоризной покачала головой Надежда.
– «А кого стеснятся-то? Всякую шелупень? Все, кого можно было стесняться – в основном уже поумирали!» – начал распаляться Платон.
– «Вот так все и рассуждают, и хамят, и бескультурье проявляют!» – неожиданно попыталась усовестить его начальница.
– «Тут ты, безусловно, права, и я с тобой соглашусь, но не Гаврилыч – Штюбинг!» – успокоился таким мудрым словам женщины Платон, вставив и свой последний кинокадр.
Гудин привык шкодить с детства. Ему, как самому маленькому в семье, поначалу всё сходило с рук. И он запомнил, что ему это можно, перенеся свою пагубную привычку и на всю оставшуюся взрослую жизнь.
Обоих коллег Платона воспитывали женщины. Гудина – в основном мать, но и старшие братья, а Ляпунова – мать и старшие сёстры.
И это сказывалось на всей их последующей жизни.
Алексей Ляпунов родился в один год с сестрой. Только та – в его начале, а он – случайно, внепланово, через девять месяцев.
Ну, точно, жертва химической промышленности! Потому он, наверно, и стал таким… едким, и пошёл работать в Биомедхимию?! – сам собой напросился вывод у Платона.
– «Ну, ладно! – хитро улыбнулась Надежда, прерывая мысли сочинителя – Мы поехали! Я тебе ключ от нашей комнаты положу, а то там дорогой подарок ещё и для Ивана!».
Как только коллеги скрылись из вида, Платон стал тоже собираться:
Вы – гулять! И мы – до дома! – молча, но весело заключил он.
Улица встретила хитреца толстым слоем свежего снега. Его тёплые старые полуботинки часто скользили скошенными пятками. Поэтому их обладатель шёл очень осторожно. Но всё равно он, то и дело поскальзывался.
Платон успешно прошёл через Большой Устьинский мост, пересёк три проезжих части, но при подходе к трамвайной остановке около метро «Новокузнецкая» загремел под фанфары, опять сильно ударившись спиной, но чуть менее, как всегда с амортизировавшими падение, локтями.
Дотянувшись до отлетевшей всего на метр шапочки, поднялся почти сам.
Да-а! Немного недотянул я до спасительного асфальта! Отвлёкся на обилие трамвайных пассажиров, и радость, что не зря пошёл пешком! – сожалел Платон о потере им бдительности, осторожно расправляя и напрягая плечи, проверяя этим наличие тяжёлых травм.
Но всё пока обошлось лишь традиционным ушибом спины в целом, и лёгким рассечением кожи на левом подлокотнике.
Дома он обработал рану на локте на этот раз почему-то очень жгучей, то ли от своей свежести, то ли от грязности его раны, перекисью водорода.
Умывшись и положив зубы на полку в ванной, Платон принялся за ужин. Из-за падения он побоялся делать традиционные вечерние зарядки.
Сильно ушибленный, он не пошёл на следующий день на работу, сообщим утром о случившемся Надежде.
Дома падший отлежался, и снова сел за компьютер.
Во вторник он объяснил начальнице, что упал, почти, как год назад, но чуть удачнее, так как в этот раз не стал напрягаться, группируясь, а упал, как тюфяк, даже ударившись затылком.
– «Понимаешь? Я не просто упал, а… пип…анулся! Я даже услышал отчётливый звук «Хрясь»! Видимо шейные позвонки самортизировали?!».
– «А ты попал к врачу-то?».
– «Конечно, попал! Я как раз и шёл к хирургу!» – вынужденно соврал он.
Всю неделю Платон приходил в себя, клея новую партию этикеток. Его новая технология теперь им была освоена окончательно, благодаря чему и трудоёмкость снизилась более чем в два раза.
– «Вот если бы каждый человек работал так творчески на своём конкретном рабочем месте, мы бы наверно всё-таки коммунизм построили?!» – похвалила его начальница.
От таких слов под пюпитрами славы ему даже стало жарко.
А Надежда Сергеевна стала теперь регулярно и заранее объявлять Платону планы по заказам:
– «Ещё четыре коробки заберёт Интератлетика».
– «Ну, это ещё ничего, что Интератлетика, лишь бы не инкогнито!» – намекал ей на свою далёкость от этого Платон.
Он тоже не раз имитировал свою заинтересованность в общих делах:
– «А где… тот?» – в пику Гудинскому «этот» спросил он начальницу, хотя ему это было вовсе не интересно.