Год Быка
Шрифт:
И во многом это было обусловлено навалившейся к ночи усталостью, в основном от ими съеденного и выпитого.
К утру их сны и сновидения объединились в одно целое.
Сквозь глубокий сон Иван Гаврилович ощутил от утренней прохлады сначала негу во всём теле, и он просто потонул в сладкой истоме.
Потом ему почудилось, что он очнулся в длинном, тёмном туннеле, что подтверждалось далёким ярким светом, скорее всего в конце него, в виде небесной звёздочки.
От страха он обернулся назад.
О, ужас! Сзади подступала чёрная, непроницаемая, прохладная бездна. Он отвернулся и пошёл, потом почти побежал к свету и теплу.
Иван уже сильно запыхался. Воздуха не хватало, и он судорожно вдыхал его. Выход из туннеля, хоть и медленно, но приближался. И тут он вспомнил рассказы некоторых людей, перенесших клиническую смерть.
Ну, точно! Это было именно так. Значит, я умер?! – испугался Гудин.
Да и врачей рядом нет, никто не вытащит меня обратно!? А так жить хочется! – почти застонал страждущий.
Он поозирался и попытался хоть что-то нащупать. Тщетно. Тут-то Иван понял, что уже без тела. Куда бы его единственный глаз ни бросал свой взгляд, зияла пустота. Даже рук не было.
А как же я всё это вижу?! Или это не глазом, а сознанием, душой?!
Тут-то он немного успокоился.
Значит, у меня есть душа!!! А Платон был не прав! – торжествовал он.
Тогда, скорее, в Рай! – побежал он быстрее по коридору, всё ускоряясь.
Как пробка из бутылки вылетел он на красивейший простор. Необыкновенная нега и душераздирающая радость охватили его.
В Раю всё было почему-то в салатово-бежевых и розово-голубых тонах.
Салатово-бежевый цвет – ладно! А вот розово-голубой? – почему-то вдруг засомневался квази моралист.
А вот и райские кущи, о которых так много говорили… большевики! – неожиданно, по привычке лицемерно, решил бывший вялый член руководящей и направляющей.
А-а-а! – вдруг понял он, словно почувствовал, как Галина рука спросонья шарит в поисках хоть какого-нибудь подобия его давно опавшего пениса.
Но Иван тут же отвлёкся на показавшееся множество красивых полуголых девиц, зазывно кокетничающих с ним. Но его тело, а больше его дух, не поддались искушению.
Грех это, тьфу! – вырвалось теперь уже искреннее из Ивана, обдав Галю зловонием за ночь ещё не переваренного.
(Платон же говорил, что «это» плохо кончится!)
От «этого» он полетел дальше, опять почему-то ускоряясь, к нежно-розово-голубому горизонту, туда, где виднелась его граница с салатово-бежевой твердью.
Пьянящий, напоминающий тёплый ночной, воздух обдувал его, но не давал захлёбываться от встречного набегающего ламинарного потока, вызванного открытием Галей окна спальни и её энергичными движениями банным полотенцем, служившим сейчас самодельным веером.
Это несколько спасло Ивана от жара и вновь ввело в тёплую негу.
Если бы он был инженером и был бы знаком с азами аэродинамики, то наверняка понял бы, что его несёт вперёд некое невидимое ему тело. А так, его медицинский кандидатский минимум не позволял этого понять вовсе.
Он даже было подумал, что.… Но тут же мысли сменились опасением. Его душа, по-прежнему не сбавляя скорости, неслась над Раем.
И только его необозримые прекрасные просторы, казавшиеся бескрайними и бесконечными, успокаивали Ивана Гавриловича. Он даже ощутил давно подзабытую детскую радость от такого полёта над красотой, словно Богом!
Но тут неожиданно сильный удар, словно подножка, или удар по лицу в нос, остановили его. Ему даже показалось, что он ощутил счастливо-земной запах крови. Но Гудин не успел это проанализировать, так как неожиданно недра разверзлись и он полетел в огненную преисподнюю, обжигаясь и распаляясь от резко охватившего его ужаса.
– «А-а-а-а! За что-о-о?!» – истошно заорал Иван, и… проснулся.
Галя натянуло на холодное и липкое тело сожителя простыню, и успокоила его:
– «Это всего лишь сон!»! – сказала она, пожалуй, даже со вздохом сожаления.
– «Ну, подумаешь, во сне тебе локтем в нос ударила! Я же нечаянно!» – неуверенно оправдывалась она.
– «А ведь я уже умирал! Если бы не твой удар в нос, то мы бы были уже по разные стороны бытия!» – закончил вдруг на философской ноте свои стонущие излияния бывший врач.
Смерть и на этот раз отступила, пожалев старца.
И всё было бы ничего! Но говно тоже ведь нужно людям! Без него на Земле стало бы скучно!
Но этот случай насторожил злодея. А Платон, на основании худого опыта старца, сочинил ему же и посвящённое:
Не ешьте много мяса на ночь!
Не пейте на ночь Вы коньяк!
Иначе дух Ваш выйдет напрочь.
Из тела выйдет так и сяк!
Свои же выходные семья Кочетов провела в делах и заботах.
В воскресенье, 23 августа, рано утром, как на работу, Платон с Ксенией поехали на воскресник на свою вторую дачу в Купавну.
Платон обратил внимание, что после потепления накануне в пятницу и субботу, воздух с утра, после ночного дождя, пах ещё летом.
А впереди по дороге расстилал свои седые, косматые кудри такой редкий в этом году довольно густой туман. Было пасмурно, но дождь не шёл.
В воздухе висели мелкие капельки влаги. Поэтому туман не только виделся, но и ощущался мокрыми, мелкими капельками воды на лице.
Он также хорошо был заметен на траве, мокрых листьях придорожных кустов и деревьев.