Год Быка
Шрифт:
Ставя всё и всех на одну доску, эмоционально мешая всё в кучу, Вячеслав Александрович пытался доказывать этим свою правоту.
Но Платон далеко не во всём с ним был согласен. Выражая своё мнение, он ловил старшего товарища или на не знании истории, или на коварном лукавстве, как будто перед ним сидел современный молодой человек, а не ветеран – бывший лектор Всесоюзного общества «Знание», к тому же имевший доступ к закрытым для масс материалам ТАСС.
Особенно В.А. Бармина занимал сейчас вопрос отсутствия хорошего генофонда нации. Ибо, опять-таки, по его мнению, за всё время существования Советской власти
Выходит, я сейчас имею дело не с одним из лучших представителей генофонда страны, к тому же материально и особенно морально сильно ослабленным! – сделал вывод из его слов Платон.
Из этого можно сделать и вывод, что всю свою жизнь при Советской власти Вячеслав прожил беспринципно, иной раз даже безнравственно, вынужденно подчиняясь правилам чужой и чуждой ему игры.
А теперь, на склоне лет, он почувствовал и понял это, обратившись за спасением своей души к Богу. Теперь он стал говорить то, что всегда думал, став внутренне свободным, то есть, самим собой, а в своих грехах обвинять не себя, а коммунистов, коим и сам был долгое время, целых тридцать лет?! – и это было непонятно Платону.
Я то, например, при любой власти всегда был и оставался самим собой, во всяком случае, старался. А тут? Удобная, чёрт побери, позиция! Я, В.А. Бармин, «белый и пушистый», а в грех, меня ввели неверные, как и всю страну. А членство в КПСС? А прелюбодеяния? Вот так значит, власть сгибала слабых людей в бараний рог, и вила из них верёвки, которыми их же и связывала! – молча спрашивал сам себя Платон после разговоров с Вячеславом Александровичем.
А ведь Вячеслав Александрович Бармин поначалу показался Платону человеком цельным, основательным, с глубоким, исторически крепким, моральным стержнем, основанном на вековом развитии российского крестьянства.
Он и был таким, унаследовав всё это не только от отца, но и от матери, тоже яркой представительницы старорусского зажиточного крестьянства.
Её отец, 1870 года рождения, имел хорошее хозяйство в деревне Сокольники Тульской области, шесть дочек и двоих сыновей. Старшие двое его сыновей, женившись, не ушли из семьи, а стали гарантом её возрастающей экономической мощи. Продолжая вместе работать, также все вместе построили рядом для их новых ячеек и новые дома. Во всём их большом хозяйстве в то время было по четыре коровы и лошади, несколько овец и коз, большое количество кур и гусей. Одних только родственников по большим праздникам собиралось до полусотни.
В общем, обходились они исключительно своим трудом, то есть, были зажиточными середняками. Им бы жить, да радоваться новой жизни. Но, как всегда, не обошлось без завистников, и при раскулачивании произошла трагедия. Одна из дочерей, Ольга, вышла замуж за бедняка, который в тридцатые годы выбился в местные руководители благодаря своей активности. А, как известно, чем ничтожней человек, тем он активней.
Вот тот, пользуясь своим служебным положением, и отомстил тестю за его не согласие в своё время на его брак с Ольгой, практически отняв у него всё.
И шестидесятилетний старик, которому было очень больно осознавать бесповоротность и несправедливость происшедшего,
Но все его шесть дочерей, включая Марусю, вышли замуж довольно удачно.
Но четверо из них во время войны потеряли своих мужей, повторно уже не выйдя замуж, а муж пятой ещё давно был посажен в тюрьму, как нэпман. Поэтому всем им, рождения 1900 – 1910 годов, как раскулаченным не имевшим специального образования, пришлось всю жизнь самим работать на тяжёлых работах. Их же детям досталась более счастливая и удачная доля.
И только одна мать Вячеслава Александровича – Маруся, прожила удачную и счастливую жизнь.
По приезде из Финляндии, они с мужем в сорока километрах от Москвы купили хороший дом с печкой. Соскучившиеся по крестьянской жизни, заботам и быту, они отдыхали там с апреля по октябрь и душой и телом.
Маруся всегда была инициатором совместных с её родственниками дружных посиделок. Вместе отмечали не только дни рождений, справляли свадьбы, но и отмечали все праздники, как советские, так и особенно церковные. В семье был баян, поэтому пели и плясали вдоволь. В зависимости от достатка была и закуска, хотя пили не много, ссор и тем более драк никогда не было.
В такой обстановке и прошли детство и юность Вячеслава Бармина.
Он ещё помнил бомбоубежища военной Москвы, откуда по известным причинам семья не выезжала.
Отец кормил раненых в госпиталях.
Поэтому, имея доступ к изобилию продуктов, он естественно не мог позволить своим домочадцам голодать.
Применяя крестьянскую смекалку, ни мало рискуя, он приносил домой излишки от им же, как мастером своего дела, и сэкономленного.
Однако дров и керосина не хватало, как и всем.
Но особенный след в его детской памяти оставила трёхгодичная жизнь в Хельсинки. Там он даже видел, прогуливавшегося по соседнему с посольством парку, барона Маннергейма, жившего по соседству.
С 1949 года Слава был вынужден трудно привыкать к послевоенной советской школе. Поначалу новичку завидовали сверстники. Тот был хорошо одет, имел велосипед. Но после того как крепкий, упитанный мальчик с трудом был стащен учителем с оскорбившего его второгодника, то есть, постоял за себя, уважение одноклассников было завоёвано окончательно. К тому же хорошо и регулярно питавшийся Слава успешно учился, окончив школу с серебряной медалью.
На выпускном вечере он впервые попробовал водку, купленную одноклассниками у продавца газированной воды.
После несостоявшейся мечты о техническом ВУЗе он в том же 1956 году поступил в Институт Народного хозяйства имени Г.В. Плеханова на товароведческий факультет, окончив его в 1960 году.
Его выбору способствовал ориентир на благополучное завтра: космос или торговля.
Ибо Вячеслав уже тогда задумывался, чтобы в будущем его семья жила в достатке.
И, если бессребренику Платону, выходцу из сугубо интеллигентной, журналистко-преподавательско-инженерно-финансово-экономической семьи претило даже само слово «торговля», почему он и выбрал в МИНХе факультет «Планирование народного хозяйства», то избалованному сытой жизнью прямому потомку работников службы быта его выбор был просто начертан самой судьбой.