Год, когда мы встретились

Ахерн Сесилия

– Привет, – роняешь ты.

Что ж, могло быть хуже.

– Доктор Джеймсон просил вам передать вот это, – протягиваю тебе конверт.

Ты забираешь его и, не глядя, бросаешь на стол.

– А что, док уехал?

– Он сказал, что племянник пригласил его погостить, в Испанию.

– Да ладно? – оживляешься ты. – Давно пора.

Я удивлена. Не знала, что вы с доктором Джеймсоном так близко знакомы. То есть из твоих слов не следует, что вы прям друзья, но все же явно общаетесь.

– Знаете, у дока жена умерла давно, лет пятнадцать

назад. Потом брат и его жена тоже умерли. Так что этот племянничек с семьей – вся его родня. А он ни разу не приехал навестить дядю и его к себе никогда не звал. – Видно, что тебя это возмущает. И ты громко рыгаешь, вероятно, от избытка чувств. – Пардон.

– О, – только и нашлась я что сказать в ответ.

– Вы ведь напротив живете, точно?

Я растерянно молчу. То ли ты прикидываешься, то ли правда забыл, что произошло вчера. Черт тебя разберет.

– Точно-точно. Вы из третьего дома.

– Да. – Глупо же отпираться.

– Мэтт. – Ты протягиваешь мне руку.

Что это – шанс начать все с чистого листа? Или очередная вздорная выходка и ты в последнюю секунду уберешь руку и высунешь язык? Но, если ты и правда ничего не помнишь, значит, у меня вновь появился шанс поговорить с тобой о том, что гложет меня уже столько лет.

– Джесмин. – Я протягиваю тебе руку в ответ.

Ну вот мы и ударили с дьяволом по рукам. Впрочем, для дьявола рука у тебя слишком холодная.

– Доктор Джеймсон мне еще ключ отдал от вашей входной двери. Ваша жена сделала два запасных – ему и мне.

Ты недоверчиво разглядываешь ключ, потом отрицательно мотаешь головой.

– Пускай лучше у вас побудет.

– Как скажете. Вы точно не против?

– С чего это мне быть против?

– Ну, вы же меня не знаете. В общем, можно открыть дверь и пойти домой.

Ты чуть склоняешь голову набок и медленно изучаешь меня с ног до головы. И что я должна делать? Ты явно не собираешься трогаться с места. Ладно, сама открою.

– У вас праздник? – спрашиваешь ты, когда я возвращаюсь к столу. Киваешь на припаркованные у моего дома машины.

– Нет, просто друзья в гости зашли.

Вот черт. Ты тут на морозе гамбургеры ешь, а у меня застолье. Что, я должна тебя пригласить? Да ни за что. Я тебя знать не знаю и вообще ненавижу с семнадцати лет. Не могу я тебя пригласить.

– Чего это вы у себя в саду затеяли?

– Хочу травой его засеять.

– И за каким?..

– Хороший вопрос, – мрачно ухмыляюсь я.

Ты берешь со стола конверт.

– Прочитаете мне, что там?

– Нет.

– Почему – нет?

– А вам почему бы не прочитать?

– Не разберу ни хрена.

Вовсе не так уж ты пьян. Вон как складно разговариваешь. Это профессиональное, не иначе.

– И потом, я очки дома забыл.

– Нет. – Я решительно убираю руки за спину. – Это личное письмо.

– С чего вы взяли?

– Оно вам адресовано.

– Ну и что? Может, это очередная затея дока. Зовет на барбекю, по-соседски.

– Точно.

В январе.

– Ну, тогда устраивает прием… на дому. «Прием соседей, страдающих алкоголизмом, вне очереди». – Тебе кажется, что это очень остроумно, и ты хрипло, цинично смеешься.

– Он сказал, что это от вашей жены.

Смех резко обрывается.

Если смотреть на тебя под определенным углом, вот как сейчас, когда сверху светит луна, то ты вполне хорош собой. Высокий лоб, синие глаза, светлые волосы и твердый, упрямый подбородок. Нос тоже ничего, прямой, хорошей лепки. Или ты вообще всегда такой, а мне злость мешает это увидеть?

Ты пододвигаешь ко мне конверт, лениво, одним пальцем, и повторяешь:

– Прочтите.

Некоторое время я растерянно молчу, потом решительно выдыхаю:

– Нет. Я не могу. Извините. – Ты ничего не говоришь, только внимательно на меня смотришь. – Доброй ночи.

Возвращаюсь к себе, в радостную, хмельную неразбериху. Тристан все так же сладко дрыхнет в кресле, остальные заняты разговором. Похоже, никто не заметил моего отсутствия. Захватив на кухне бутылку вина, присоединяюсь к остальным. Потом снова встаю, иду к окну и слегка отодвигаю занавеску. Ты сидишь на прежнем месте. Поднимаешь голову, замечаешь меня, встаешь и идешь в дом. Дверь захлопывается. Я вижу, что белый квадратик письма остался на столе. Луна почти скрылась за тучами, пошел мелкий дождик.

Рейчел говорит о чем-то важном, ее все внимательно слушают, одна я не могу сосредоточиться. У нее на глазах слезы, я понимаю наконец, что она рассказывает об отце – у него обнаружили рак. Мне очень их жаль, и ее, и отца, но мыслями я все время возвращаюсь к мокнущему под дождем конверту. Муж Рейчел нежно берет ее за руку, чтобы хоть как-то утешить. Я бормочу, что пойду принесу салфетки, пулей вылетаю из дома – в чем есть, без пальто, – бегу к столу, хватаю конверт и мчусь обратно.

Ты мне никто, я тебе ничего не должна, но мне хорошо известно, что внутри каждого из нас есть кнопка, запускающая механизм саморазрушения. И я не дам тебе его запустить. Не дам.

Глава девятая

Наконец-то Джонни с Эдди завершили свои дробильные работы – на неделю позже срока. В свое оправдание они приводили немыслимое количество аргументов, так что в итоге я плюнула и перестала с ними спорить. Главное, что теперь не менее ста квадратных метров очищено и можно класть дерн. Остальное пространство по-прежнему занимает драгоценный булыжник. Папа сказал, чтобы я его сохранила, ибо он стоит денег. И теперь на подъезде к гаражу стоит нечто вроде вагонетки, набитой камнями, прежде украшавшими мой двор. Мысль о том, что булыжник нужно сберечь, пришла папе в голову после того, как Джонни вдруг предложил мне помочь «избавиться от этого барахла», причем совершенно безвозмездно. Я честно пытаюсь придумать, на что бы могли сгодиться полуразбитые камни, и, видимо, в конечном счете просто их выброшу.