Год, когда я стала Изабеллой Андерс

Соренсен Джессика

— Может быть, это только ты сделала поездку и Париж крутыми, — дразнит он с дерзкой ухмылкой.

Я засовываю палец в рот и делаю вид, что меня тошнит.

— Эта фраза была ооочень дрянной.

— Ну и что? Признай это. Тебе не хватало моей наглости.

— Ни за что.

— Совсем нет? — Он притворно надувает губы. — Ничего себе, способ сокрушить мое эго.

Я хочу сказать ему «нет», но не могу заставить себя. В глубине души я, возможно, немного скучала по нему.

— Твое эго нуждается в сокрушении.

Он сияет.

— Я знал, что ты скучаешь по

мне.

Я закатываю глаза.

— Не слишком ли много дерзости?

— Я всегда дерзкий. — Он делает паузу, изучая меня, отчего я начинаю ерзать. — Знаешь, я не думаю, что верю тебе, будто Париж был потрясающим. Думаю, мне нужны доказательства. — Он делает хватательные движения руками. — Дай мне посмотреть свои фотографии, чтобы я мог сделать выводы сам.

— Я уже посылала тебе одну, — напоминаю я. — И ты, кажется, не в восторге от нее.

— Я был слишком взволнован, — говорит он. — На той фотографии ты выглядела такой довольной. Мне сразу захотелось очутиться там с тобой. Я даже поставил ее на заставку.

Я сопротивляюсь еще одному закатыванию глаз.

— Ты этого не делал.

— Сделал. — Он для убедительности перекрещивается. — Но я потерял телефон, и мне нужны еще фотографии.

— Ты это серьезно? Потому что иногда я тебя не понимаю.

— Ты думаешь, я тебе вру? — спрашивает он, выпятив губу. Когда я равнодушно смотрю на него, он вздыхает. — Послушай, я обещаю, что не лгу. Я был на вечеринке, когда ты прислала мне фотографию. Я посмотрел на нее и, помню, подумал, какая это замечательная фотография. Совершенно достойная заставки. Так я и сделал. Потом вернулся на вечеринку, планируя написать тебе ответное сообщение и рассказать, как потрясающе выглядит эта фотография. Но потом я напился и потерял телефон. — Он пожимает плечами. — Прости. Мне очень понравилась фотография.

Он кажется искренним, но, учитывая наше прошлое, доверять Каю сложно. Я пытаюсь прочесть его мысли, но его взгляд сложен для чтения.

— Ты серьезно сейчас говоришь, что хочешь увидеть все мои фотографии? — спрашиваю я. — В прошлый раз, когда я показала тебе мои эскизы, ты сказал мне, что просто пошутил, и посмотрел на меня так, будто я не в себе.

— Я никогда не говорил, что шучу, и я не думаю, что ты не в себе, — говорит он, ужасаясь. — Я же сказал, что просто дразню тебя.

— Есть какая-то разница? — прямо спрашиваю я.

Он качает головой, его губы дергаются.

— Иза, есть огромная разница между тем, чтобы шутить с кем-то и дразнить его.

— Да, дразнить — это еще хуже.

— Нет, это не так, — настаивает он. — Поддразнивание — это комплимент. Это значит, что ты мне нравишься достаточно, чтобы дразнить тебя.

— Ну, если это так, то я тебе, должно быть, чертовски нравлюсь. Потому что ты направляешь всю свою энергию на меня. Остальным же достаточно, — я хлопаю ресницами, — посмотреть тебе в глаза и упасть в обморок.

— Во-первых, — он тычет в меня пальцем, сдерживая смех, — я никогда не хлопаю ресницами.

— Возможно, ты не замечаешь, но я точно видела, как ты это делаешь. — Я чувствую странное удовлетворение от того, что, наконец-то,

взяла верх в нашем разговоре. Обычно он так меня раздражает, что я сдаюсь. Но на этот раз, он становится все более нервным.

— Назови хоть раз, — говорит он, и его глаза горят яростной решимостью.

— А как насчет вечеринки в честь семнадцатилетия Ханны? — Я скрещиваю руки на груди и ухмыляюсь, когда он начинает нервничать. — Ты пытался привлечь ее внимание, пока она плавала, и ты встал на колени на краю бассейна, наклонился и сделал это, — я хлопаю ресницами, — шепча ей что-то. Бог знает, что ты там наговорил, но это заставило ее хихикнуть, и весь остаток дня ты вел себя как самоуверенный засранец.

Его губы дергаются, но больше от раздражения.

— Это было очень давно, и в тот день мне было очень, очень скучно, и я пытался разозлить Кайлера, потому что думал, что он влюблен в Ханну. Но я больше не тот парень.

Я предпочитаю оставаться в полном неведении относительно того, что касается Кайлера и Ханны, и позволяю словам Индиго о Кае прокручиваться в моей голове. Может быть, он чувствует себя плохо из-за того, что обидел тебя. Люди действительно сильно меняются с тех пор, как им было тринадцать.

— Ты хочешь сказать, что больше не флиртуешь с Ханной? — спрашиваю я. — Или ты больше не хлопаешь ресницами?

— И то, и другое, — говорит он, снова протягивая руки. — А теперь покажи мне фотографии с вашей поездки.

Вздохнув, я достаю телефон из сумочки и ищу папку с надписью «поездка».

— На самом деле большую часть фотографий сделала моя кузина. Она увлекается фотографией, но я тоже кое-что фотографировала. — Я нажимаю на папку, чтобы открыть ее, затем протягиваю ему телефон. — Они не очень хороши, но есть и более-менее приличные.

Устроившись на нижней ступеньке крыльца, он начинает бегло просматривать фотографии, но останавливается на одной из них, где я стою с Индиго перед стеной из черепов, образующих сердце.

— А это где?

— Это катакомбы, — отвечаю я, опускаясь на ступеньку рядом с ним. — Туннели проходят под Парижем.

Он кивает, просматривает еще пару фотографий и снова останавливается.

— Кто этот парень, который кормит тебя кексом?

— Это Найл. Он живет в Лондоне и дружит с одним парнем, Питером, с которым моя кузина познакомилась через интернет.

Это было сразу после того, как я его поцеловала. Мы сошли с «Лондонского глаза» и остановились у пекарни. Фотография получилась довольно глупой, но она все еще заставляет меня улыбаться, когда я смотрю на нее.

Кай больше ничего не говорит, когда заканчивает просматривать фотографии. Затем он возвращает мне телефон, откидывается на локти и вытягивает свои длинные ноги.

— Ладно, я не хотел спрашивать, потому что думал, что это будет невежливо. Но я не могу перестать думать об этом, поэтому я собираюсь спросить, иначе либо сойду с ума, либо моя голова взорвется. Но прежде, чем я спрошу, просто хочу, чтобы ты знала, что я не пытаюсь быть грубым. Мне просто любопытно, — говорит он и внезапно замолкает. Именно так. После этой длиннющей речи.