Год, когда я влюбилась
Шрифт:
Поэтому, когда запах бекона ударяет мне в ноздри, я думаю: «Подождите, где я, черт возьми?» Пока я лежу неподвижно с закрытыми глазами, мне удается осознать, что я на диване в доме, в котором, похоже, не работает обогреватель, и что человек на кухне — пожилая женщина, которая любит петь рэп 90-х годов, пока готовит.
— Что с тобой случилось в 90-х? — спрашивает девушка. Ее голос мне знаком, но я не могу вспомнить лицо.
— Эй, не издевайся над моей музыкой, — парирует пожилая женщина. — У всех нас есть свои греховные удовольствия, как у
Дерьмо. Я сделал что-то глупое прошлой ночью, например, пошел на вечеринку и отключился на чьем-то диване? Это похоже на то, что я бы сделал, но я не думаю, что это то, что я сделал, особенно когда я так беспокоился об Изе…
Обрывки и фрагменты возвращаются ко мне. Мейплвью. Удар по голове. Разбитая машина. Звонок Изе. После этого все становится расплывчатым, но я помню, как врач осматривал меня в доме бабушки Изы и как я играл с волосами Изы…
Я открываю глаза, медленно осознавая, где я нахожусь и почему у меня такое чувство, будто мою голову переехал грузовик.
— О, доброе утро, солнышко, — Индиго, двоюродная сестра Изы, приветствует меня с другого конца гостиной. — Чувствуешь себя лучше?
Я сажусь, морщась, когда мое тело протестующе стонет.
— Вроде того. — Я прижимаю палец к виску, когда моя голова пульсирует от боли, и меня одолевает головокружение. — Где Иза? — спрашиваю.
Сразу за ней у плиты стоит пожилая женщина, которую я раньше не встречал. Ее взгляд перемещается с кастрюль на меня.
— Моя прекрасная внучка в постели, еще спит, и мы дадим ей поспать, потому что она этого заслуживает. — Ее тон тверд, глаза суровы, но я замечаю малейшее веселье в ее выражении.
— Я полностью согласен. — Протираю глаза, ставя ноги на пол. — Сколько сейчас времени?
Индиго откидывается назад и проверяет время на кухне.
— Уже больше десяти. А что? — Ее взгляд возвращается ко мне. — Тебе нужно быть где-то еще?
Ммм… Я не знаю, что сказать. Хотя мне нужно пойти, немного поболтать с Большим Дугом и вернуть свой телефон, мне больше нечего делать. Но я не уверен, хотят ли они, чтобы я ушел.
— Нет. Не совсем. — Я изображаю свою лучшую очаровательную улыбку. — Ну, за исключением того, чтобы провести день, возвращая долг Изе. Я ей очень обязан. — И мне нужно рассказать ей о ее маме. Я просто надеюсь, что смогу сделать это правильно, чтобы она не разозлилась на меня. Есть ли вообще правильный способ сообщить кому-то, что его мама в тюрьме за убийство?
— Хороший мальчик, — говорит мне бабушка Изы с довольным видом. — Эту девушку нужно любить до безумия. Она особенная, даже если сама этого не осознает. С ней следует обращаться как с принцессой.
— Бабушка Стефи, — бормочет Индиго себе под нос. — Не говори так пафосно. Иза была бы слишком смущена, если бы услышала тебя.
— Я просто говорю то, что хочу сказать, — ее бабушка переворачивает вилкой бекон на сковороде. — Кроме того, Иза не может смущаться из-за того, о чем она не знает. — Она
Я поднимаю руки перед собой. — Буду нем, как рыба.
— Хороший мальчик, — снова говорит она, заставляя меня чувствовать себя послушной собакой. — Это именно то, что нужно Изе.
Индиго колеблется между раздражением и весельем.
— Что с тобой такое, в последнее время ты строишь из себя сваху? — спрашивает она свою бабушку. — Или мне следует сказать, почему только для Изы? Со мной ты всегда против парней.
Ее бабушка указывает вилкой, которую держит в руке, на Индиго.
— Тебе больше не нужны парни в твоей жизни. Тебе достаточно.
— Нет такой вещи, как достаточное количество парней. — Индиго опирается локтями о столешницу кухонного островка. — Это все равно, что сказать, что воздуха достаточно.
— Или достаточно сыра в яичнице, — говорит ее бабушка, посыпая сыром яйца.
— Нет, определенно есть такая вещь, как достаточное количество сыра. — Индиго пристально смотрит на нее. — Так что перестань сыпать так много.
— В яичнице нет такого понятия, как достаточное количество сыра, — язвительно замечает ее бабушка. — Ты можешь поместить туда целый килограмм и все равно останется место для большего.
— Никогда больше не клади сыр в яйца, которые я ем, — предупреждает Индиго, опускаясь на барный стул.
— Почему? Боишься, что в тебя не влезет? — Ее бабушка усмехается, когда масло на сковороде скворчит.
Я прочищаю горло, пытаясь скрыть смех.
— Нет, это твоя проблема, не моя, — говорит Индиго. — Наверное, поэтому тебе приходится есть так много проклятого йогурта и хлопьев с отрубями. Чтобы заесть весь этот сыр.
— Может, вы, ребята, перестанете спорить? Вы хуже, чем старая супружеская пара, — бормочет Иза, выходя из коридора.
Она одета в пижаму, волосы заплетены в косу. На ней нет ни капли косметики, так что я отчетливо вижу те милые маленькие веснушки у нее на щеках и носу.
— Эй, я принимаю это за оскорбление, мисс, — ругает ее бабушка, но затем ухмыляется. — Мы с твоим дедушкой редко ссорились, разве что из-за пульта дистанционного управления или из-за того, кто сядет за руль, или из-за того, кому сгребать снег с подъездной дорожки… — Ее улыбка становится шире. — Ладно, может быть, ты и права.
— Я всегда права. — Иза зевает, вытягивая руки над головой. Майка, которая на ней, задирается, обнажает живот. — Самое время тебе это усвоить.
Я незаметно разглядываю ее, но, по-видимому, это слишком очевидно, потому что Индиго бросает на меня взгляд «ты-попался-приятель».
Я пожимаю плечами и улыбаюсь, бросая на нее свой лучший невинный взгляд и она смеется.
Руки Изы опускаются и она быстро оборачивается, чтобы посмотреть, над чем смеется Индиго.
— О, ты проснулся. — Она грызет ноготь большого пальца, очевидно, нервничая. — Я проверяла тебя полчаса назад, ты так крепко спал, что я думала, ты проспишь весь день.