Год крысы. Видунья
Шрифт:
– Ты совсем идиотка, да?! – Альк набычился и так встопорщил шерсть, что казался вдвое больше своего размера. – Чем ты сможешь ему помочь? Пойдешь к дознавателю и скажешь, что о невиновности лекаря тебе крыса нашептала? На суде даже показания путников в расчет не принимаются, разве что если совсем уж мутное дело.
– Почему?
– Дар – слишком капризная штука, может и подвести.
– Но ты же в своем уверен!
– В данном случае – семнадцать
Жар побледнел: Рыска это могла, да.
К счастью, подруге в голову пришла более привлекательная идея.
– Нам надо найти настоящего вора!
Альк оскалился и зашипел от злости:
– Давай тогда сдадим вот этого. Он небось уже на десять виселиц украл, так что справедливость наконец восторжествует. И невинного заодно спасем, все как ты хочешь.
– Я имею в виду того, кто украл ожерелье!
Милка недовольно встряхнулась – и не едут, и поесть не дают! Плащ из скользкой ткани, переброшенный через седло, с шуршанием уполз на землю, взволнованная девушка не успела его подхватить.
– То есть друзьям воровать можно, а остальные пусть висят, не жалко?
– Но я же знаю, что на самом деле Жар хороший!
– Да – только ворует. И однажды из-за него тоже кого-нибудь вздернут.
– Он еще может раскаяться и исправиться! – Рыска слезла за плащом.
– Все они так обещают. Но почему-то берутся за дело только по пути к эшафоту.
Жар ничего не обещал, и вообще ему этот разговор очень не нравился, но перепалка стала такой бурной, что парень опасался вмешиваться.
– Хорошо, а лекарь этот тебе кто – друг, родич?
– Он человек, которому нужна помощь! – Рыска отодрала крыса от плеча и показушно ссадила на землю, чтобы тоже раскаялся и исправился. – Сиди и жди нас здесь, если так против!
Тот не двинулся с места.
– Выходит, раз я не человек, то мне она не нужна?
– Ты и подождать можешь, а его завтра повесят!
– Не могу.
– Поче… Ой, мамочки! – Девушка прижала ладони ко рту. Жар вскочил на ноги.
Тогда, в первый раз, Рыска видела Алька только мельком, да и то в лунном свете, искажающем черты. Теперь же саврянин неподвижно стоял напротив, и солнце высвечивало каждую жилочку на бледной, как у выпущенного из подземелья узника, коже. Он чуть сутулился – не из-за высокого роста или привычки, а как хищный, настороженно сгорбившийся зверь, – но все равно был на голову выше Рыски. Жилистое угловатое тело, длинные, до пояса, спутанные волосы того холодного серебристого оттенка, какого не бывает даже у приграничных жителей – его дает только чистая саврянская кровь. Узкое, скорее некрасивое, но чем-то притягательное лицо с тонким носом и бледными губами. И глаза: ярко-желтые, из-за хищного разлета бровей
Первым тишину нарушил Альк.
– Что, нравлюсь? – хрипло, как после долгого сна, спросил он. Саврянин прихвастнул, акцент у него все-таки был. Но такой легкий, что сразу даже не поймешь какой.
– Нет! – вырвалось у Рыски от всей души. Девушка потупилась и судорожно сцепила пальцы, не зная, куда их девать – жутко не хватало веревочной опояски платья, которую можно комкать.
– Ну и дура. – Альк пошевелил плечами, понял, что на сей раз возвращение в крысу запаздывает, и отвернулся к корове.
Рыска отважилась снова поднять глаза. Мышцы на спине у саврянина были прорисованы так же четко, как и спереди. И… ниже тоже. Голые мужчины обычно выглядят глупо и жалко, как ощипанные петухи, но Альк скорее напоминал кота, которому одежда вовсе ни к чему.
Саврянин тем временем по-свойски потрошил котомку с вещами, выкидывая ненужное прямо на землю. За ночь одежда Жара высохла, и он снова переоделся в красно-зеленое, отложив новые штаны до лучших времен. Альк брезгливо фыркнул, но особенно смущавшая Рыску часть тела наконец скрылась под тканью.
– А рубашка где?
– Кажется, у лекаря забыли. – Вор укоризненно поглядел на подругу: вот если бы не твои оскорбительные подозрения, собрались бы как положено.
Но Альк уже выволок со дна котомки другую, аккуратно сложенную и ни разу не надеванную.
– Не трожь! Она для моего жениха! – возмутилась девушка, но саврянин бестрепетно сунул голову в ворот:
– Появится – отдам. Если не сгниет к тому времени.
– Сними немедленно!
Альк подергал за подол, пытаясь натянуть его до нужной длины.
– Ты любишь толстых коротышек?
Девушка поняла, что слегка промахнулась с размером: мерила-то по себе, а у мужчин туловище немного длиннее. Грудь же, наоборот, переоценила.
– Это просто ты – жердь портняжная! Отдай! – Рыска чуть не заплакала от бессильной злости. – Она же свадебная! Я ее три месяца вышивала!
– Ты имеешь в виду этих кошмарных зайцев со щучьими мордами?
– Это собачки! Они оберегами служат!
– От вшей?
– От зла!
– По-твоему, вши – добро?
– Жар!!! – обернулась к другу доведенная до предела Рыска. – Ну сделай что-нибудь! Скажи ему!
«Сделай» и «скажи» были разными вещами. Увидев искаженное лицо подруги с полными слез глазами, парень, не дослушав, размахнулся и заехал саврянину кулаком в наглую рожу. Точнее, попытался. Альк ушел от удара, как подхваченное ветром перо, а в следующий миг Жар уже летел на землю, не успев понять, что произошло. Саврянин подмял его, как волкодав дворняжку, и начал трепать. Именно что трепать, а не драться: заломил руку за спину, ухватил за волосы и ткнул лицом в землю. Выпустил, дал перевернуться и снова обездвижил каким-то хитрым приемом, заставив выть от боли – не то чтобы дикой, но заставляющей остро чувствовать свою беспомощность. Все попытки сопротивления саврянин гасил на корню, награждая Жара новыми пенделями. Казалось, Альк даже радуется упорству вора, не мстя за нападение, а спуская скопившуюся злость.