Год мертвой змеи
Шрифт:
— Не будь дураком, капитан Вудсон. У меня нет выбора: или мы выходим вместе, или я кончаю тебя здесь.
Американец встал прямо и нашел в себе силы взглянуть в лицо врага. Там он увидел смерть, как она выглядит вживую, расхаживая по земле среди людей.
— Я некомбатант. Я медик… — выдавил он.
— Да, разумеется.
Враг кивнул на уроненный на пол блиндажа пистолет и мотнул стволом автомата.
— Согласно конвенции, — сказал капитан, не трогаясь с места, — медики имеют право на ношение и применение оружия для защиты себя и…
— Заткнись. Не будь дураком. Про конвенции расскажешь кому-нибудь другому, убийца. Пошел!
Едва не подавившись слюной, капитан медленно перешагнул через тело убитого майора, через уроненный табурет и двинулся к выходу, держа руки вытянутыми вперед. Он отнюдь не был трусом, более того, он не струсил в бою, пока была надежда отбиться, но сейчас он был действительно напуган — до потрясения. Или не напуган, а… Но более подходящего слова он все же не нашел. Косоглазый здоровяк не просто говорил на хорошем английском: он говорил так, будто знал его с детства, будто вырос на соседней улице. Половины употребленных им слов и выражений не было ни в одном словаре, и более четверти не употреблялось нигде, кроме северной части Восточного побережья США. В значении «не будь дураком» в первый раз коммунист сказал «Chase yourself!», а во второй — уже «Give it air!». Кроме того, в значении «убийца» он употребил слово «Dropper» — «ронятелъ». Это слово употреблялось в среде бандитов — и еще среди членов студенческих братств Плющевой Лиги [103] .
103
Условное название восьми элитных университетов Новой Англии (северной части восточного побережья США); термин применяется с 1937 года. Под «братствами» понимается система микро-обществ студентов и выпускников университетов, исторически сложившаяся в нескольких странах, включая США.
Акцент никуда не делся, но слова, от первого «Chase…» и до заключительного «Scat!» — «Пошел!» были теми же, что употребил бы он сам, имей он под прицелом автомата ненавидимого им человека. И еще — если бы он был уверен, что враг его обязательно поймет. То, что коммунист безошибочно назвал его но имени, в сравнении с этим казалось мелочью.
Снаружи стихло. Когда капитан поднялся из блиндажа, также держа руки перед собой, чтобы показать возможно стерегущим снаружи, что он безоружен, выстрелы прекратились. Конвоирующий его диверсант отвлекся в блиндаже дважды — подобрать с пола гранату и дотронуться до убитого парня в располосованном маскхалате. Но броситься вверх по ступеням капитан заставить себя не сумел: прицел чужого автомата жег ему лопатки, как расплавленное олово.
Выйдя наружу в полной готовности к продолжению боя, даже не успев сменить магазин автомата, старший капитан Ю ждал чего угодно. Попытки американца бежать, в ответ на которую он твердо решил прострелить ему локоть. Или того, что бой затих потому что проигран, и он остался единственным живым. Того, что американский химик, посмевший назвать себя «некомбатантом», будет застрелен кем-то из его людей, он не боялся. Фотография капитана, полученная в результате не известной ни ему, ни генералу Ли Сан Чо комбинации разведывательных мероприятий, добралась до них вовремя — за двое суток до начала операции. На ее изучение разведчики потратили не меньше времени, чем на окончательную подгонку обмундирования. Любой из них без колебаний рискнул бы принять пулю собственным телом, чем выстрелил бы в капитана Вудсона, Ph. D., F. F. V. [104] , неприцельно.
104
Ph.D. — «доктор философии», высшая научная степень в большинстве стран; F. F. V. — First families of Virginia, «первые фамилии Виржипии», то есть американский аналог аристократии.
— Пак! — подбежал к нему «свой» капитан, его заместитель. — Взял? Молодец! Время, время!!! Не стой, уходим!
— Сколько уцелело?
— Половина. Но двое тяжелых, не уйдут.
На плече капитана Квонга расплывалось сдвоенное кровавое пятно, доползшее уже ниже локтя, но себя он к «тяжелым» явно не относил. Двигаться он во всяком случае мог — а учитывая, что раненая рука была левая, то и стрелять тоже. Это было здорово. Выходит, бой все же окончился в их пользу даже «по головам».
— Кто? — спросил он уже на бегу, подгоняя пленного несильными пинками до тех пор, пока тот не принял нужный темп.
— Ким и Мун на моих глазах, остальные кто как. Киму-второму разворотило весь живот, но пока в сознании. И — обе ноги, я перевязал уже — какое-то время протянет. Молодой Сонг уцелел — и я вот. Раненых мы добили — но, может, кто-то отлежался или спрятался. Все.
На бегу старший капитан переваривал выжимку: ни убавить, ни прибавить. Если бы не случайная, в общем-то, гибель двоих разведчиков на проходе через пустые позиции зенитчиков, у них оказалось бы больше шансов. Так — почти нет. Трое, включая одного раненого. «Молодой Сонг» — высокий статный парень с телосложением стайера, непрерывно воюющий третий или четвертый год, но все еще отзывающийся на свое старое прозвище, был вовсе не лучшим из группы. Но он оказался одним из самых везучих, и это хорошо его характеризовало. Выскочив откуда-то сбоку, он неожиданно оказался не один, а толкал перед собой еще одного пленного. Старший капитан даже не спросил ничего: просто вскинул автомат.
— Стой! — успел вскрикнуть парень, в последнюю долю секунды удержав палец командира своим окриком.
— Что?
Говорить было некогда. Капитан был совершенно прав: счет шел на минуты. И при этом в любой момент откуда-нибудь сзади по ним мог полоснуть недобитый раненый, оказавшийся достаточно смелым, чтобы решить, что ему терять нечего. Таких он уже видал — и не уважать этого, как и не принимать в расчет, было нельзя.
— Ты! Скажи ему!
Сонг стукнул в плечо пленного — высокого, сутуловатого рядового первого класса со злыми и грубо-тонкими чертами лица. Того мотнуло вперед, и он едва не налетел боком на автомат старшего капитана.
— Что делает черная кошка Мурка в кухне? — сказал пленный. Сказано было твердо, голосом, соответствующим его лицу. У обладателя такого лица Ю никогда в жизни не рискнул бы купить ничего дороже карандаша. И никогда — повернуться к такому врагу спиной. Если бы не сказанное, капитан убил бы его без раздумий.
— Ты русский? — прямо спросил он пленного по-английски. — Отвечать! Это пароль? Что ты хочешь сказать этим?
— Джексон, рядовой первого класса, 38-й полк. Что делает черная…
— Черт, — повернулся Ю к капитану. — Я даже не полностью понял, что он говорит. Это что, он нас наводил? Кто у нас русский знает?
— Мун знал.
Капитан говорил так же отрывисто: его наверняка мучила боль от полученных минуты назад ран — как такое бывает, они знали оба.
— И еще Ким-второй.
— Да.
Они побежали все вместе: американцы впереди, потом Сонг, грамотно держащий обоих врагов на прицеле, затем оба офицера. Раненые лежали рядом с какой-то сложенной из валунов пирамидкой, почти опираясь спинами друг о друга. Кто-то (наверняка сам капитан Квонг) вплотную подтащил к ним нескольких убитых. Двоих Ю узнал — сначала по испачканным загустевающей уже кровью маскхалатам, а уже потом в лицо. Теперь лейтенант Йо и младший лейтенант Ким, передвигаясь ползком на задницах, опустошали их карманы и подсумки.
— Ким — смотри на этого!
Старшему капитану было некогда проявлять жалость. Ребята были обречены, но такова цена того, чтобы попытаться дать остаткам группы уйти вместе с результатом. Времени на это оставалось все меньше и меньше, но выбора не было.
— На колени! — скомандовал он обоим пленным, сопровождая команду двумя мгновенными ударами носком ботинка по их лодыжкам. — Ты!
— Что делает черная кошка Мурка… — повторил американец ту же свою фразу, из которой Ю понял два—три отдельных слова. — Товарищ, мне нужно… Нужно товарищ Сун!