Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области
Шрифт:
В такую форму вылились мои переговоры с правительством. Форма эта не предрешала моей работы по приезде генерала Миллера и вместе с тем давала мне полную свободу действий в моих первых шагах по организации войск и по укреплению власти в огромной Северной области.
IV. Обстановка
Раньше чем перейти к описанию событий, последовавших в зимний период 1918/19 г., я хочу обрисовать, хотя бы в общих чертах, тот материал, с которым мне пришлось начать работу по формированию армии. Начну с характеристики генеральских чинов, которых было на Севере
Самую видную фигуру представлял генерал от инфантерии Саввич. Его я застал в качестве заведующего всеми военными школами и организациями для подготовки офицерского состава, наскоро импровизированными англичанами.
Встретившись с ним, я, конечно, задал ему вопрос, почему он со своим громадным служебным опытом не встал во главе армии. Будучи несравненно моложе генерала Саввича, я даже несколько стеснялся его безусловного авторитета и высказал ему свои затруднения, которые я предвидел для себя, как его начальника.
Я думаю, что генерал Саввич, как он, впрочем, и сам говорил, в этот период уже начал свою коммерческую карьеру и не хотел ею жертвовать для политической работы. Как я быстро увидел, на его энергичное сотрудничество рассчитывать было нельзя.
Революционного производства генерал-майор Самарин в момент моего прибытия вступил во французский Иностранный легион в качестве рядового солдата.
Сотрудник Н.А. Дурова по формированию армии, генерал Самарин этим поступком сразу прекратил все неприятные для него разговоры, и, я считаю, поступил глубоко правильно.
Состоявший при русском командовании для поручений генерал-лейтенант X. (фамилия мною забыта), специального артиллерийского образования, к строю был совершенно неподготовлен и в работе по созданию армии участвовать не мог.
Этим исчерпывается весь генералитет.
Генеральный штаб был представлен полковником князем Мурузи, состоявшим в Славяно-британском легионе, подполковниками Жилинским и Костанди.
С князем Мурузи меня связывало общее наше прошлое на Французском фронте. Блестяще храбрый человек, с чрезвычайно самостоятельным характером, он, однако, лишен был тех качеств, которые я требовал от начальника штаба. Мурузи не был приспособлен к штабной работе и, я думаю, вряд ли в состоянии был хорошо организовать штаб. Но с этим я помирился бы, может быть, довольно легко. Главное препятствие к немедленному назначению на первенствующую должность состояло в его нетерпимости к линии, взятой архангельским правительством. Дать Мурузи ответственную работу значило начать с конфликта с правительством, пригласившим меня самого.
Впоследствии назначенный мною командующим войсками Двинского фронта, князь Мурузи выказал во всем блеске свои выдающиеся способности военачальника и одновременно и свойства своего строптивого характера. Сдерживаемый мною в своих отношениях к генерал-губернатору, Мурузи после моего отъезда вынужден был покинуть область.
В качестве ближайших сотрудников мне оставались лишь двое, а именно Жилинский и Костанди.
Вячеслав Александрович Жилинский был местным старожилом. Область он знал как свою ладонь и имел весьма широкие связи в среде местного населения, до крестьян включительно.
Замкнутый, подчеркнуто сдержанный, несколько крутой в своих отношениях с подчиненными, работник без отказа и днем и ночью – Вячеслав Александрович, несмотря на свою молодость, оказался выдающимся начальником штаба во все время моей работы в Архангельске. Отдавая ему все должное, я с чувством глубокого удовлетворения говорю, что, если мне тогда и удалось сделать что-либо, я обязан этим Вячеславу Александровичу.
Полковник Костанди был сверстником Жилинского. Офицер он был очень талантливый, способный, но уже, казалось мне, несколько тронутый тлетворным влиянием революции. Костанди уже тогда во всем искал новых путей, что выражалось в его докладных записках по реорганизации армии. Он работал при штабе по оперативной части.
Вот и все силы Генерального штаба, которые я нашел в области. Чтобы увеличить число рабочих рук, в которых я так нуждался, я просил французского посланника разрешить мне обращаться за помощью к моему другу Лелонгу, выдающемуся офицеру Генерального штаба, носившему русский мундир во время его службы в 1-й Русской особой бригаде во Франции.
Масса строевого и нестроевого офицерства, захваченная переворотом в Архангельске, распадалась на две следующие группы.
1. В распоряжении русского командования.
2. В распоряжении английского командования.
В первой группе состояло то, что вошло в мобилизованный в Архангельске полк, в военное управление и в те добровольческие доблестные отряды, которые работали под Шенкурском и на реке Двине. Кроме того, по городу бродило много людей в защитных костюмах, а иногда и в лохмотьях, и среди них можно было угадывать чутьем также бывших представителей Великой армии.
Во второй группе состояло то, что, отчаявшись в возможности служить в русских национальных войсках, бросилось на призыв и англичан, и французов и широко заполнило ряды Славяно-британского и французского легионов, а также и персонала обучаемых в английских военных школах – пехотной, артиллерийской, пулеметной, бомбометной и телеграфной. Сюда же относились и офицеры, работавшие в отряде некоего Берса, укрывшегося под английский флаг после многих недоразумений с его отрядом сейчас же после ухода большевиков из Архангельска.
Первая группа была в условиях несравненно худших, нежели вторая. Вопросы продовольствия и обмундирования, с таким трудом разрешаемые для офицеров формируемых русских войск, были обставлены несравненно шире и лучше для тех, кто состоял в непосредственном распоряжении союзников.
Школы, поставленные и организованные англичанами, были сделаны, собственно говоря, по образцу наших учебных команд в частях войск. У английского командования не было даже и признака доверия, что мы можем сделать что-нибудь сами, а потому вся материальная и учебная часть находилась в руках у английских инструкторов и под английским командованием.
Настойчивая моя работа по введению в школе специального русского контроля и русского командного персонала пошла чрезвычайно неуспешно. Быстро напеченные английские лейтенанты не усваивали себе ни тона, ни возможностей совместной работы с русскими штаб-офицерами. Взаимным недоразумениям и столкновениям не было конца.
Славяно-британский легион не представлял собою строевой части в строгом смысле этого слова. К легиону относились все те офицеры, которые поступили на английскую службу с фиктивными английскими чинами.