Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области
Шрифт:
Все они носили английскую форму, за исключением лишь герба на фуражке, и имели отличительные знаки английских офицеров.
Вместе с тем они не имели никаких прав на продолжение службы в английской армии и связаны были особыми контрактами. К этому же легиону относились и некоторые части, как, например, прекрасный артиллерийский дивизион, сформированный капитаном Рождественским, и отряд Берса, который потом был расформирован.
Кроме этих организаций англичане создали еще и дисциплинарные части, куда зачислялись наиболее надежные элементы из взятых в плен чинов Красной армии. Из таких частей особенно удачной была
Эта рота дала идею генералу Айронсайду сформировать целый полк, названный именем Дайера, что увеличило, как увидим, историю области еще одним грустным эпизодом.
Французский Иностранный легион представлял собою лишь одну роту, отлично подобранную, прекрасно обученную и обмундированную.
Рота эта наполовину состояла из русских офицеров, добровольно зачислившихся в ряды легиона простыми солдатами.
Вторая рота к моему приезду еще только едва начала формироваться.
Немного спустя было приступлено к созданию еще и третьей (пулеметной) роты.
Легион формировался по совершенно определенным законам, установленным для Иностранного легиона во Франции. Дисциплина в нем поддерживалась железная, и часть эта представляла собою пример образцовой, я бы сказал – даже щегольской, организации французского командования.
Прекрасное размещение людей и отлично поставленная кухня много содействовали успеху дела, но я полагаю, что своим блестящим видом часть эта была обязана нашему офицерскому составу, давшему основной кадр солдат, капралов и унтер-офицеров.
Переходя к оценке состава массы мобилизованных, я должен сказать, что она главным образом складывалась из солдат, уже прошедших школу разложения в революционный период. Знакомые с комитетами и советами солдаты представляли собою весьма нетвердый элемент, настроенный против офицерского состава и против введения в войска старой воинской дисциплины. Лучшими элементами были новобранцы, т. е. люди, вовсе не служившие ранее в войсках, с еще неразложенной нравственностью.
В последующих главах я изложу, что представлял собою фронт в смысле количества и качества. Теперь же только упомяну, что в ноябре и декабре 1918 года среди крестьян началось сильное антибольшевистское движение, результатом которого явилось создание крестьянских партизанских отрядов.
В эту эпоху партизаны работали уже на реке Онеге, в районе долины реки Средь-Мехреньги, где движение было особенно сильное (с. Тарасово) и в долине Пинеги.
Партизанское движение носило узко-местный характер. Крестьяне до последней капли крови дрались, чтобы защитить свои дома и свои деревни, но с трудом шли в войска и лишь против воли покидали свои гнезда.
Таков был материал, с которым нужно было начинать работу.
Правительство, в которое я должен был вступить, состояло из С.Н. Городецкого (юстиция), доктора Мефодиева (торговля и промышленность), князя И.А. Куракина (финансы), П.Ю. Зубова (управление делами), под председательством Н.В. Чайковского, сохранившего за собою руководство иностранными делами.
Я с теплым чувством вспоминаю темноватый кабинет в присутственных местах, с мерцавшим в углу зерцалом, с длинным столом, покрытым зеленым сукном, за которым заседало правительство.
Сколько длинных вечеров я провел там, сколько стараний видел я там у кучки истинно русских людей, которые душу отдавали, чтобы послужить родине. Я, скромный участник этой работы, этих подчас шумных споров, сохраняю самые светлые воспоминания – не о работе, которую не удалось довести до желанного результата, но об облике правительства, состоявшего из людей разных толков, но умевших всегда находить единое решение потому, что все они были объединены одной лишь идеей подвига и служения России.
В узком конце стола и в голове его сидел Н.В. Чайковский. Налево от него П.Ю. Зубов, а за ним, несколько в затылок, секретарь Маймистов, левее Зубова – князь И.А. Куракин.
Вправо от Николая Васильевича сидел С.Н. Городецкий, затем доктор Мефодиев и еще правее сел я. Когда приехал генерал Е.К. Миллер, он поместился между Мефодиевым и мною.
Такое размещение соответствовало и политическим взглядам членов правительства. Городецкий, Мефодиев и я были по убеждениям монархисты. Чайковский – народный социалист, Зубов, говорили, левый кадет, князь Куракин – беспартийный, но, казалось мне, примыкавший чаще к мнениям Чайковского и Зубова. Все четверо жили на общей квартире и представляли из себя очень дружную и сплоченную группу.
Постараюсь кратко обрисовать облик каждого из членов правительства.
О Николае Васильевиче Чайковском я уже говорил. Ко времени моего прибытия в настроениях его замечалась некоторая нервность. Чаплинский переворот повлиял на него, и он утратил до некоторой степени доверие к офицерскому составу и к союзникам, главным образом к англичанам, в которых подозревал пособников в деле своего временного лишения свободы и ссылки в Соловки.
Главный его сотрудник и горячий поклонник Петр Юльевич Зубов представлялся мне всегда в высшей степени спокойным, выдержанным, глубоко уравновешенным.
Довольно пассивный в вопросах второстепенной важности, Петр Юльевич был ярко красноречив, тверд и стоек во всех серьезных делах, проходивших через его руки. Особенно хорошею его чертою была его искренность и прямота, с которою он высказывал свои убеждения.
Не менее яркой личностью был и Сергей Николаевич Городецкий. Председатель местного окружного суда, талантливый юрист, известный в своих кругах, Сергей Николаевич пользовался симпатиями местного общества и всех правых кругов.
Стойкий в своих правых убеждениях и не покрививший душою даже в эпоху большевизма на Севере, он, пожалуй, был слишком требователен в своих отношениях к рядовому человеку. Я несколько расходился с ним во взглядах на работу следственной комиссии, считая направление деятельности комиссии нежизненным, не отвечающим обстановке.
Мне понятно, что представитель высшей юридической власти в крае должен был всегда представлять собою закон, и закон беспощадный, но мне казалось, что в сложных перипетиях, пережитых областью, надо было вносить поправки, которых требовала жизнь.
Доктор Мефодиев высказывался редко. Вовлеченный в высшую политику края, он отдавал работе все свои силы и, скажу я, средства, так как благодаря работе в правительстве утратил свою богатую клиентуру, как доктор медицины. Я полагаю, что работа была ему не по силам, так как я не был свидетелем ни одного твердого решения или радикальной меры в порученном ему отделе. По словам лиц, знавших его в частной жизни, это был образованный, вдумчивый, способный и сердечный человек.