Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области
Шрифт:
Я думаю, что Николай Васильевич больше всего отражает в своих убеждениях и идеях эпоху шестидесятых годов, столь богатую сильными и правдивыми людьми, создавшими себе свой собственный яркий и симпатичный облик.
Я для Николая Васильевича являлся представителем совершенно другого мира, мира, может быть, ему несимпатичного и безусловно чуждого, и тем не менее он сумел встать на государственную точку зрения и обратиться к моей работе в тот момент, когда она была необходима области, где он был хозяином, и хозяином, искренно говорю, пользовавшимся большим доверием массы населения.
Николай Васильевич встретил меня заявлением, что он уже пригласил в область
Откровенно говоря, я не совсем понял тогда, что, собственно, желал от меня в таком случае председатель правительства, и, конечно, с неменьшей прямотой, чем та, с которою сделал свое заявление Николай Васильевич, поставил свои вопросы.
Правительство желало, чтобы я встал во главе военного управления области, реорганизовал его и по приезде генерала Миллера фактически сделался бы его начальником штаба.
Предложение это застало меня несколько врасплох, так как, прежде всего по свойствам своего характера, я совершенно не подхожу к роли начальника штаба. Я полагал, что буду недурным организатором и командующим любыми войсковыми частями и из рук вон плохим исполнителем чужой воли, да еще в канцелярской работе, к которой у меня никогда не было склонности.
Я знал генерала Миллера хорошо, и сотрудничество с ним мне было бы только приятно, но я учитывал тот хаос, в котором я застал область. Срок приезда генерала Миллера был еще совершенно неясен, а нужно было сразу рубить узлы твердой рукой. Стать в положение будущего начальника штаба, ожидающего приезда настоящего хозяина, – это, по моим понятиям, значило бы бесповоротно потерять время и попасть в ложное положение впоследствии.
Я сказал Николаю Васильевичу, что я должен подумать, несколько осмотреться в Архангельске и переговорить с иностранными представителями, вызвавшими меня на Север.
Как сложился вызов на Север генерала Миллера и мой, я могу рассказать лишь по предположениям.
Я лично знал французского посланника по моей работе в Петрограде. Кроме того, в составе французской военной миссии находился мой личный друг, коммандант Лелонг, связанный со мною многими переживаниями и на французском фронте, и в Петрограде, и даже в Финляндии. Одновременно с этими обстоятельствами имело большое значение и то, что в Славяно-британском легионе и при штабе британского командования находился мой бывший начальник штаба, полковник князь Мурузи, бывший в близких отношениях с генералом Пулем, в период его работы на Севере.
Вот, я думаю, те люди, которые хотели моего приезда и верили в мою работу.
Что касается приглашения Е.К. Миллера, то я полагаю, что оно последовало по рекомендации М.И. Терещенко, только что посетившего Север, но не пожелавшего принять участия в начавшейся работе государственного строительства. До приезда в Архангельск Е.К. Миллера Чайковский знал его лишь понаслышке.
Выйдя из здания присутственных мест, я уже был готов отказаться от моей совместной с правительством работы, предпочитая просто вступить в ряды формирующейся армии, хотя бы на должность командира части, а то и просто уехать на Юг России. Я не претендовал ни на какое первенствующее положение, но, повторяю, в том хаосе, который был в области, все надо было делать с самого начала, а следовательно, и с первых шагов являться создателем той армии, которой фактически еще не было.
С таким чувством я вошел в штаб английского командования, чтобы познакомиться с генералом Айронсайдом.
Передо мною выросла грандиозная фигура главнокомандующего союзными силами на Севере.
Айронсайду в это время еще не было и сорока лет. Гладко бритый, шатен с вьющимися волосами с ясными добрыми голубыми глазами, он производил впечатление совершенно молодого человека.
Он начал свою военную карьеру мальчиком 14 лет, сбежав, если не ошибаюсь, из какого-то пансиона и вступив волонтером в один из полков, стоявших в Африке. Говорил он буквально на всех языках мира и в период нашего знакомства уже знал много слов по-русски.
Еще совсем недавно на Западном фронте Айронсайд командовал просто батареей. Его, говорят, исключительная солдатская храбрость сделала из него быстро начальника пехотной дивизии в чине полковника, а затем он был временно сделан, по обычаям английской армии, генералом и назначен на Север.
Откровенно говоря, я не того ожидал от «главнокомандующего союзными силами». В сложной обстановке Северной области я рассчитывал увидеть одного из опытнейших вождей английской армии. Уже самое назначение столь молодого полковника, с временным чином генерала, придавало британской работе на Севере характер экспедиции в малокультурную страну, с весьма нешироким политическим заданием.
С генералом Айронсайдом мы сразу нашли обычный тон старых солдат, сведенных судьбою на общей работе. Он в первую же встречу завоевал мои искренние симпатии своею прямотою и полной искренностью в оценке существующего положения.
К правительству области Айронсайд относился весьма снисходительно, полагая всю суть русской работы в области – в создании армии.
На мое указание, что армию надо не только создать, но и выдержать более или менее долгий срок в дисциплине и обучении, дабы воспитать ее, Айронсайд ответил мне, казалось, с полною искренностью: «Мы останемся здесь ровно столько, сколько это вам будет нужно и необходимо для организации и создания армии».
Я нарочно ставлю эту фразу в кавычки. Я ручаюсь за ее точность и вместе с тем не сомневаюсь, что в то время Айронсайд говорил совершенно искренно, глубоко веря в незыблемую истину своих слов.
Указав главнокомандующему ту роль, которую мне предназначает правительство, я совершенно откровенно поделился с ним моими сомнениями, вплоть до проекта покинуть область, раз я вынужден брать работу, к которой не считаю себя способным.
Айронсайд горячо убеждал меня оставаться во что бы то ни стало. Здесь же я узнал, что генерал Мейнард после моего отъезда из Мурманска послал телеграмму Айронсайду, прося его предложить мне остаться на Мурмане для работы по организации армии там.
С этими же сомнениями я снова обратился к французскому посланнику. Г-н Нуланс, со свойственным ему убедительным красноречием, настаивал на том, что область не может ни минуты оставаться без опытного в военном деле генерала, что в моем лице союзные представители видят человека, облеченного их полным доверием, что, наконец, неизвестно, когда приедет и приедет ли генерал Миллер.
Мое раздумье было недолгим. Я понимал, что надо решаться немедленно. Мне ясно было уже и тогда, что наличие британских войск в области создаст мне впоследствии много затруднений и что положение мое именно в отношении англичан вряд ли простят мне впоследствии многие из моих соотечественников. Но я ясно понимал, что интересы области зовут меня на борьбу. Во имя того, что я считал своим долгом, я принял решение, и через два дня в местной печати появился указ Временного правительства Северной области, которым «бывший начальник Генерального штаба при Временном (всероссийском) правительстве назначался временно исполняющим должность генерал-губернатора и командующим войсками Северной области».