Год обмана
Шрифт:
– Вообще, конечно, виски надо пить в Шотландии. В уютном пабе с камином, и за большим деревянным столом.
Я представил себе эту картину. В голове у меня зашумело.
– Классно.
– Что классно? – спросил он.
– Уже добежало.
– А что я вам говорил? Это не виски, а реактивный двигатель. Можно заливать в бак, и выиграешь любые гонки. Формула один, а не виски. Еще по одной?
– Давайте.
Теперь, я чувствовал, мне стало гораздо легче. Я совсем не ожидал, что босс окажется таким приятным
– Ну как? – снова спросил он, когда я проглотил вторую рюмку.
– Значительно лучше.
– Добежало?
– Давным-давно.
Он затянулся сигаретой поглубже и на его лице появилась мечтательная улыбка.
– А мы в студенческие годы говорили «торкнуло».
– Сейчас тоже можно так говорить.
– А как еще?
– Еще? – я на секунду задумался. – Можно сказать: «Вставило».
– А еще?
– «Забрало»
– А еще?
– «Плющит».
– «Плющит» как-то тяжеловато, – поморщился он. – «Торкнуло» все-таки лучше.
– Вообще-то «плющит» говорят, когда анашу курят.
– Понятно, – протянул он и лицо его стало задумчивым.
Мы замолчали.
– Еще по одной? – спросил он через минуту.
Я протянул ему свою рюмку.
– А почему на работе нет никого? – наконец спросил я о том, что меня удивило в самом начале. – Еще ведь не поздно.
Вместо ответа он удивленно посмотрел на меня, залпом выпил свой виски и слегка задержал дыхание.
– Сегодня же воскресенье, – еле слышно произнес он на выдохе.
– Воскресенье? – повторил я.
– Ну да. А вчера была суббота. Тоже здесь не было никого.
Я понял, что потерялся во времени, и от этой мысли мне вдруг стало ужасно смешно. Я еле удерживался, чтобы не расхохотаться. Надо же, воскресенье! А я-то подумал! Рюмка у меня в руке дрожала как от землетрясения.
– Пейте скорей, – сказал он. – А то сейчас прольете. Чего это вы развеселились? Даже лицо покраснело.
– Я не знал какой сегодня день недели, – давясь от смеха, еле проговорил я.
– Так бывает. Я однажды забыл какой месяц… Пейте, а то весь диван мне зальете. Нормально?
– Да, спасибо, – сказал я, проглотив виски и вытирая слезы тыльной стороной руки. – Ужасно стало смешно.
– А куда вы ездили с Сергеем все эти дни? – неожиданно спросил он.
Я мгновенно насторожился, поняв, что наступает самое главное.
– Особенно никуда. Так… познакомил его кое с кем… Была одна красивая женщина… Вчера всю ночь просидели с моими друзьями…
– Как у него дела?
– Сергей – молодец… Кажется, понимает уже что к чему.
– Как он отреагировал?
– Да, нормально… Хорошо отреагировал… Как он еще мог отреагировать?.. Нормальный пацан…
– У него кто-нибудь есть?
Я понял, что папа спрашивает про Марину. Не то чтобы конкретно про нее, но, в принципе, про Марину. Откуда-то он про нее узнал. Я подумал: «Интересно, а сколько он вообще знает?» Ведь это могла быть ловушка. Он мог просто-напросто меня проверять. Для этого, может быть, и раскрутился на свою выпивку? Виски-то у него хороший, базаров нет.
– Да нет, вроде бы, – сказал я, решив сыграть вслепую. – Я ничего не заметил. Мы знакомы-то всего три дня.
– Ну, хорошо, хорошо. Ладно, – сказал он. – Ведь вы бы мне не солгали?
Он так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.
– Видите ли, в чем тут проблема, – продолжил он после небольшого молчания. – На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.
Он глубоко вздохнул.
– Еще сигарету?
– Да, спасибо, – ответил я.
– Пока молодой, на это внимания особенного не обращаешь. А потом становится поздно. Поздно в том смысле, что уже ничего изменить нельзя. Прошлое ведь не изменишь. Вы понимаете? Его нельзя изменить.
– Я понимаю, – сказал я. – Прошлое не изменишь.
– Это вы пока умом понимаете. А когда сердце начнете понимать, то все уже в прошлом. Все, что хочется изменить. Это какой-то непонятный парадокс. Все на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. Никакие деньги, никакие связи не помогают. Полный тупик. Дорога назад отрезана.
– Да, – сказал я, понятия не имея, что бы еще такого сказать.
Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.
– Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла одна странная вещь. Мелочь, казалось бы, но я никак не могу ее позабыть. Живу с ней, как с неудобным соседом. Хотелось бы от нее избавиться, да вот все никак! Ничего, впрочем, серьезного… Так, семейный случай.
Он замолчал на мгновение.
– У меня мама жила тогда в Сибири, и вот как-то собралась на юг. Им тогда оплачивали проезд, тем, кто работал на железной дороге. Им самим и одному члену семьи. Мама взяла мою сестренку, она тогда в первом классе училась, и поехала на юг. Решила позагорать, отдохнуть немного. А пересадку они делали в Москве. У них здесь было часа два между поездами. Мы созвонились и договорились встретиться на вокзале. Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. Мы тогда уже года два или три не виделись. В общем, это был хороший случай. Лето, тепло…
Он опять замолчал.
– Я их едва не пропустил. Все уже вышли из вагонов и перрон почти опустел, и только потом я их заметил. Мама стояла с чемоданом чуть в стороне и держала мою сестру за руку. Наташка ела мороженое, а мама растерянно оборачивалась во все стороны. Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. Я в первую минуту даже не знал как к ней подойти. Неловко как-то было.
Он затянулся своей сигаретой.
– Странно, как это не находишь верных слов для тех, кого любишь.