Год обмана
Шрифт:
– Помнишь, как его зовут?
– Нет. Я запомнила его только из-за татуировки. У него вот здесь на правой руке выколот спортивный автомобиль.
– Автомобиль?
Я удивился.
– Ну да. Очень красивый. Феррари.
– А ты откуда знаешь, что это Феррари?
Она вдруг замолчала.
– Ты что, в машинах начала разбираться?
– Меня Маттео научил, – после небольшой паузы сказала она.
Теперь настала моя очередь смутиться.
– Да?.. Ну ладно… А эта татуировка… Странно как-то… Автомобиль…
– Сейчас
– Да? – сказал я. – Может, мне тоже чего-нибудь такое себе выколоть?
– Сейчас модно, – ответила Марина, опуская глаза.
С минуту мы помолчали.
– Так у тебя как с деньгами-то? – наконец сказал я.
– Пока хватит. На даче жить будет дешевле. В домоуправлении я оформила как будто мы с Мишкой уехали к родне. Меня там начальник один пожалел. Они с отцом выпивали. Так что за квартиру платить не надо. Телефон я отключила. Если бы не этот обвал рубля, вообще могло бы надолго хватить. Дров здесь запасено на всю зиму.
– У тебя все в рублях?
– Отец доллары ненавидел.
– Надо было тебе поменять.
– Кто же знал, что у них так все обернется.
– Уроды, – сказал я.
Когда мы вышли на крыльцо, маленький Мишка все еще бегал вокруг костра.
– Как дела у Сережи? – тихим голосом спросила Марина.
– Нормально.
– Сидит у компьютера?
– Целыми днями.
Мы опять замолчали, не зная, что тут еще можно сказать.
– А Паола пишет мне письма, – первым нашелся я. – На русском языке. Решила выучить его по-настоящему.
– Она славная, – сказала Марина. – Мне стыдно перед ней.
– Да, она славная, – отозвался я.
– Может, останешься с нами чай пить?
– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.
– Ты еще заедешь?
– Не знаю.
– Заезжай. Мы теперь совсем одни.
– Не знаю. Придется Сереже что-нибудь врать.
– А что ты сегодня сказал?
– Сказал, что поехал к зубному.
– У тебя что, зубы болят?
– Нет. Надо было что-нибудь придумать.
– Не нравится врать?
– Нет, – сказал я. – Надоело.
Уже сидя в машине, я посмотрел на нее в зеркало у себя над головой. Она стояла на крыльце и куталась в большую мужскую куртку. Порыв ветра неожиданно растрепал ее волосы. Она подняла руку, чтобы привести их в порядок. Мишка наконец бросил свой костер и подбежал к ней, схватив ее за колени. Одной рукой она обхватила его, а другой помахала мне, как будто знала, что я смотрю на нее в зеркало.
«Надо что-то решать с этим татуированным», – сказал я себе.
Времени, судя по всему, оставалось не так много.
На рынке около «Будапешта» в эти дни было особенно людно. Народ стремился поскорее избавиться от рублей, которые с каждым днем стремительно падали в цене. В том, чтобы копить их теперь, не было ни малейшего смысла. Тот, кто не успел потратить их сегодня, завтра мог купить на них уже значительно меньше. Сбережения таяли в карманах как серый, провонявший лед, который вынули из холодильника. Дома сидели только совсем нищие и те, у кого бабки лежали на заграничных счетах. Ни тем, ни другим суетиться уже было не надо. Первые давно потеряли все, что у них было. Вторые давно прикарманили все, что потеряли первые. Поэтому на рынках болталась та самая третья сила, которая все еще не определилась, куда ей приткнуться – к первым или ко вторым. Эта неопределенность нервировала людей. Делала их больными, злыми и некрасивыми.
– Да, чтоб он, блядь, сдох, этот Ельцин со своим Чубайсом! – кричала на весь рынок седая старушка.
Волосы у нее выбились из-под платка, лицо побагровело, а маленьким сухим кулачком она грозила куда-то вверх и время от времени плевалась. Покупатели не обращали на нее особенного внимания, лишь хмуро косились в ее сторону. Двое пацанов в форме ОМОНа вообще старались ее не замечать. Они болтали с девчонками в ярких куртках, которые то и дело выдували огромные пузыри из жевательной резинки, лопали их и громко смеялись.
– Пусть они перетрахают друг друга там у себя в Кремле! Пидорасы! – не унималась старушка. – Сожрали всю мою пенсию! Хлеба не могу купить! Внуку ноги в Чечне отрезали! Коляску бесплатную – и ту дать не могут! Проклятая страна! Ебаная Россия!
Она захлебнулась криком и наконец замолчала. Я постарался быстрее проскочить в другой конец рынка.
– Купите спортивные штаны, – потянула меня за рукав женщина лет сорока.
Она стояла прямо у забора, развесив свой товар на гвоздях. Часть тряпок лежала перед ней на расстеленных на земле газетах.
– Мне не нужны спортивные штаны. Я спортом не занимаюсь.
– Купите тогда своей подруге. Хороший подарок. Итальянские, великолепного качества.
– Ну, разве что, итальянские…
– Девяносто рублей. Отдаю за бесценок.
– Это сколько на доллары будет?
– А вы долларами собираетесь платить? – интерес в ее глазах заметно усилился.
– Какой сегодня курс?
– За ним теперь не уследишь. Каждый день разный. Говорят, что может упасть обратно до семи рублей.
– До семи рублей? Вряд ли. В Белом доме не все еще наварились.
Она посмотрела туда, где по-прежнему громко разорялась матерной бранью старушка.
– До чего людей довели!
– Да уж, – поддакнул я. – Если я вам дам десять долларов, вы поможете мне в одном деле?
– Ради Бога! – она даже всплеснула руками. – Конечно, помогу. Что вы хотите?
– Я хочу узнать об одном человеке… Вы были знакомы с Ильей Семеновичем? Он здесь торговал…
– Так он же умер!
– Я знаю. Меня интересуют те люди, которые теперь управляют его магазином.