Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
– Доклад!
– проверещал солдат. – Срочный доклад! Ханьское войско в боевом порядке со знаменами и барабанами вышло из-за валов! Хань-ван вызывает на бой Великого Вана!
Сян Юн словно только и ждал этих слов, чтобы вскочить, потребовать себе доспехи и седло для Серого.
– Государь, вы же не станете ввязываться в сражение? – наперебой вопрошали советники.
– Вы же не поддадитесь на провокацию? Нет ведь?
Ван-гегемон прорычал что-то неразборчивое. Оставалось лишь надеяться, что увещевания и предостережения не выдует из его бедовой
Собственно, Сян Юн не собирался биться с армией Хань ни в этот раз, ни в следующий. Дождаться, когда у противника истощатся запасы, когда солдаты начнут страдать от похoдной жизни, обессилить врага еще до сражения - лучшая из возможных стратегий.
Пусть черноголовый выскочка испытывает терпение, сколько ему влезет, гарцуя на черном жеребце перед строем своих воинов. Для того чтобы вывести из себя чуского князя, еще недостаточно вырядиться в парадные доспехи и махать обнаженным мечом.
Сян Юн лишь досадливо нахмурился, зябко кутаясь в широкий плащ под порывами ледяного ветра. Нет, не было тут ничего такого, ради чего стоило так далеко отходить от жаровни, что внутри командирского шатра. Ван-гегемон сладко зевнул, скользнув скучающим взглядом по морю трепещущих алых знамен, даже не пытаясь прочесть имена, что на них написаны. Буквально еще несколько дней назад их хозяева стояли по эту сторону защитных валов. И ещё неизвестно, где они окажутся послезавтра.
Хань-ван меж тем осадил жеребца и подал знак рукой, чтобы воины расступились, выпуская вперед легкую колесницу, запряженную парой лошадей.
– Кто это там?
И словно в ответ над повозкой взметнулось белое полотнище на древке. «Небесная Дева» было написано там. Сян Юн подался вперед и тут же увидел маленькую фигурку женщины, закутанной в меха. Лю Дзы прокричал что-то неразборчивое, женщина пoднялась во весь рост...
Даже самый зоркий лучник не разглядел бы на таком расстоянии её лица. лаз человеческий не настолько совершенен, но Сян Юн готов был поклясться именами родителей, что видел в этот миг, как серые очи его небесного благословения наполнились слезами. То ли радости,то ли печали, это совершенно неважно. Тьян Ню звала его! О чем тут можно было ещё думать?
– Приказываю атаковать!
– крикнул он своим командирам, выхватил из ножен меч и помчался вперед, прямо на строй ханьцев.
Только комья грязи из-под копыт Серого полетели в разные стороны. Чуским генералам не оставалось ничего иного, кроме как отдать воинам приказ идти в бой вслед за неудержимым главнокомандующим. Отряд отборных всадников следовал за ним по пятам. А знамя с именем Тьян Ню мелькало то с одной стороны, то с другой,и туда же немедля бросался Сян Юн, буквально устилая себе дорогу телами врагов. Хань-ван добился своего, но цена вызова оказалась велика. Чуские воины, воодушевленные отвагой государя, начали теснить ханьцев.
– Лю Дзы!
– кричал Сян Юн, поднимая Серого на дыбы. – Эй, где ты, братец? Давай сразимся! Выходи!
Та удивительая радость, которая снисходит порой на прирожденных воинов в горячке боя, захватила
– Тьян Ню! Жена! Я пришел за тобой!
Одна часть его сознания понимала, что то была уловка Лю Дзы и простенькая военная хитрость сработала, но другая,та, что не принимала доводов рассудка, гнала вперед и вперед: убивать,топтать копытами и без устали рубить всякого, кто встанет на пути. Кто мог противостоять слепой ярости, почти безумию? Да никто.
– Глядите-ка!
– ликовал Сян Юн.
– Сейчас они побегут! Еще чуть-чуть! Слышишь, братец, я буду гнать тебя до развалин Санъяна!
Так бы оно и случилось, кабы стылое серое небо на востoке не окрасилось алым заревом. И то был не рассвет. День этот короткий зимний к вечеру уж клонился, какие тут рассветы.
– Беда, государь!
– заверещал на всю равнину Ли Лунь. – Обозы наши горят!
– Пусть горят!
– ответил Сян Юн.
– Цин Бу разберется!
Потеря была велика, но не смертельна, в конце концов, если разгромить ханьцев, то можно будет разжиться припасами и добром во время преследования.
в это время с правого фланга в чуское войско уе вбивался конный клин многоопытного Хань Синя.
Получив столь неоиданный отпор, чусцы отступили. Но всё произошло так внезапно – и атака,и отступление, что кое-кто долго не мог остыть. Ловили Сян-вана по всему лагерю сначала впятером, а потом и всемером, чтобы кровью не истек. Под руководством Ли Луня затащили в шатер и там уже содрали с бешеного главнокомандующего порубленные и липкие доспехи.
– Где? Где гонец от Цин Бу?
– надрывался он в крике, отпихивая от себя слуг.
– Почему нет никаких вестей от Чжоу Иня?
– Нету никого, и пока вам не зашьют раны, никого не будет, – твердо сказал ординарец.
– Убью!
– Как скажете, - согласился тот смиренно.
– Но только после перевязки.
– Превосходно, – прошипел Сян Юн сквозь зубы и сдался на милость лекаря.
Чуский князь с юных лет себя не щадил, тело его порывало множество шрамов, часть из которых заставляла зажмуриваться бывалых врачевателей. И увидев в очередной раз эту роскошную коллекцию, Ли Лунь пoдумал, что весь отпущенный богами запас терпения истрачен у его государя на усмирение всех видов телесной боли.
Ни раскаленный на огне нож, ни раздвигающая плоть шпилька не заставили Сян Юна даже поморщиться. Он еще и советы принялся давать:
– Просто дерни разок посильнее, наконечник и выпадет. Я сто раз так делал.
– Тогда я могу порвать крупный кровеносный сосуд, - уперся старательный лекарь. – Осталось совсем немного, Великий ван.
К концу пытки, а никак иначе ординарец манипуляции, проделанные с Сян-ваном, назвать не мог,тот все же окончательно выдохся и злость покинула его, как вода дырявое ведро. А может, виной тому был горький целебный отвар, после которого Великий ван плевался точно верблюд.