Год в Касабланке
Шрифт:
В четверть первого у меня зазвонил мобильный телефон. Это был Камаль. Похоже, он был очень пьян. Он сказал, что неожиданно возникла проблема.
— Что случилось?
— Водитель грузовика.
— Что с ним такое?
— Его арестовали.
— И что?
У Камаля дрожал голос:
— У него остался наш песок.
В обычных условиях ничто не взволновало бы меня менее, чем подобное известие. Но, как ясно мне дал понять Камаль, водитель грузовика держал в руках ключ к моей судьбе. Все зависело от него. Без него не будет дешевого песка, а без песка невозможно класть беджмат.Без плитки на полу нечего и думать делать стены, а без стен нельзя будет подключить канализацию. И очень скоро весь ремонт пойдет прахом. А если такое произойдет, то, по мнению Камаля, мои дети будут болеть, а Рашана разведется со мной. Логика железная.
— Вас спасет от развода только одно, — угрюмо сказал Камаль. — Нам нужно вызволить водителя грузовика из тюрьмы.
Через час после наступления нового года Камаль и я сидели в джипе. Мы выезжали из Касабланки по пустынной набережной. Было темно и ветрено, это была одна из тех ночей, когда в мире царствует зло. Камаль был слишком пьян, чтоб вести машину, но, несмотря на это, мой помощник все же сел за руль. Он хвастался, что знает здесь каждый поворот и может вести машину с завязанными глазами. Пока мы ехали зигзагами по южной части города, Камаль рассказал мне о водителе грузовика, Абдуле Хаке.
— Он работает на нашу семью чуть ли не с детства. И его отец тоже работал на нас, а еще раньше — его дед. Между нами существуют почти родственные узы. И если он в беде, то для нас дело чести помочь ему.
— Почему его посадили в тюрьму?
— За обычное дело, — сказал Камаль.
— За какое дело?
— За блуд.
Камаль вылез из джипа и направился в тюрьму, я робко последовал за ним.
Дежурный полицейский сказал, что Абдул Хак просидит здесь с месяц. У него отберут права, машину выставят на аукцион, а ценный груз, песок, продадут. Положение было не из лучших, но в Марокко любые проблемы можно разрешить в мгновение ока.
Не прошло и часа, как мы подкупили охрану, освободили Абдулу Хака и получили свой песок обратно. Я надеялся, что этот первый успех в первые часы нового года послужит хорошим предзнаменованием, залогом будущих удач.
Второе событие, которое случилось в первый день нового года, было связано с Хамзой. Он со своей семьей удобно устроился в гостевом домике у огорода. Полдня его жена была занята приготовлением тушеного мяса в бесчисленном множестве кастрюль, а вторую его половину ишачила над горой белья, нуждавшегося в стирке. И как бы усердно бедняжка ни работала, эта гора, казалось, никогда не уменьшалась. У супругов было пятеро сыновей, в возрасте от девяти лет до нескольких месяцев. Все они были точной копией отца, не хватало только скобки усов.
В самый первый вечер, когда они обрели убежище в Дар Калифа, я постарался разъяснить Хамзе, что это жилье предоставлено ему лишь на время, пока он не построит себе новую лачугу в бидонвиле.Он пообещал переехать в самое ближайшее время. Но дни шли, и было очевидно, что Хамза считает каменный гостевой дом с электричеством, санузлом и палисадником своим новым постоянным жилищем. Он пробил вход в стене, чтобы его друзьям из трущоб было легче посещать его. Неожиданно мы обнаружили, что бродячие собаки, ослы, крысы и уличные разносчики в массовом порядке заходят на нашу территорию и выходят обратно. С каждым днем все теснее становилась связь наших сада и дома с бидонвилем.Я терпеливо ждал, закусив губу, пока не наступило новогоднее утро. Мы с Рашаной сидели на балконе, греясь на ярком солнышке. Я наслаждался январским покоем. Но вдруг сквозь тишину до нас долетел какой-то суматошный шум. Сначала это были резкие и громкие удары, потом крики и стенания.
— Что это? — спросила Рашана.
Прежде чем я успел ответить, я увидел бегущего к дому Османа. За ним по пятам несся Медведь.
— Пошли, быстро, — в один голос сказали они. — Наши дома сносят.
Мы пошли, чтобы посмотреть, в чем там дело. Небольшая толпа собралась в месте, где жили оба сторожа. Люди бродили по кругу, словно бы кто-то приказал им так вести себя. Не было того испуга, что чувствовался, когда разрушали дом Хамзы.
Осман повел нас к руинам своего жилища.
— Это был мой дом, — скорбно произнес он. — Здесь я жил со своей женой и четырьмя детьми. Мы были так счастливы. — Он показал рукой на груду камней, кирпичей и ржавого железа.
— А вот где жил я, — смиренно вторил ему Медведь.
Я осмотрел две почти одинаковые груды мусора. Меня удивила упорядоченность обеих куч. В них не было заметно следов беспорядка, хаоса, сотворенного таранными ударами бульдозеров. Наоборот, все выглядело так, словно бы крыша и стены были аккуратно разобраны по частям.
— А где бульдозеры? — спросил я.
— О, — ответил Медведь. — Они приехали и уехали.
— Я что-то не слышал.
— Они приехали ночью, — сказал Осман. — Это было ужасно.
— Я не спал ночью, — ответил я, — но никаких бульдозеров не слышал.
Осман и Медведь озабоченно посмотрели друг на друга.
— Это были специальные бульдозеры, — пояснил Осман, хорошенько подумав. — У них двигатели были завернуты в одеяла, чтобы не шумели.
За так называемыми руинами домов в две аккуратные кучи были сложены пожитки сторожей: незамысловатая мебель, одеяла и подушки, кастрюли и сковородки, детские игрушки. За первой кучей навытяжку стояла семейство Османа, а за ними — свита Медведя. Жены выглядели глуповато-застенчивыми в своем ожидании, а ребятишки смотрели с надеждой, как будто пред ними вот-вот откроется новый мир.
Я спросил, где они собираются жить. Ответ на этот вопрос у них давно уже был готов. Семьи сторожей заранее поделили территорию между собой.
— Здание сбоку от сада пустует, — сказал Осман.
— Да, как и комнаты у теннисного корта, — добавил Медведь.
— Наши бедные жены, они обе беременны, — слабым голосом произнес Осман, понурив голову.
Я окинул строгим взглядом обоих мужчин, их семьи и их пожитки. Затем взглянул через плечо на Дар Калифа. Казалось, что дом превращался в оборонительный бастион, убежище для бездомных. Кляня себя за слабость, я сказал:
— Хорошо, переезжайте.