Год в оранжевом круге

Громова Арина

В телефонном звонке мама попросила явиться на базу. Вот и первая наша пробежка.

Мы оба зашли на ресепшн.

– Сереженька, подожди нас, пожалуйста, на выходе.

Тот вышел. Мама перевела взгляд на меня:

– Вы же взрослые люди, так?

– Не понимаю. Что я опять натворила?

– В «Мизинчике» …

«Нина Пална» – крикнул без разрешения ворвавшийся мужик.

– Не сейчас. Будьте добры, подождите.

Тот, испугавшись, скрылся.

– В чем дело?

– В «Мизинчике» у гостю нехорошо. На астму похоже. Только что скорую вызвали.

– Что мне делать? Поехали в больницу вместе, скорую долго жда

– Нет. Поедем мы с папой. Вы останетесь здесь.

– Мы?

– Вы.

– Мы?

– Рассчитываю на тебя. Давайте Капитолину Андреевну ну на всякий случай к вам пригласим, она же у нас по детям специалист?

– Нет! Справимся.

– Точно?

– Точно. Это тот мужчина… вчера, кажется, заселился. Да, вчера! Федотов?

– Федотов.

Через несколько секунд мама надулась:

– Устала я! Эти бессонные ночи, надоело все, милая. За Сережку еще переживаю, – вздрогнула она. – Не оклемался еще он.

Как мне хотелось завопить про рыжего, гитару и все произошедшее в лесу, но тут – снова кто-то зашел. В отличие от первого, Баженов постучался, а затем присоединился к нам с настороженным видом, не проронив ни слова при мамином рассказе. Та все объяснила. Выслушав новость, Сережа тактично спросил:

– Выезд из «Акватории» ночью закрыт?

– Закрыт, но наш сторож – Григорий – он всех своих знает, не волнуйся: посторонних нет.

Стемнело. Гости давно выгуляли своих лающих собак, только Роджер кряхтел и не забегал в Линину «избушку». Все ждали только маму.

– Ни пуха.

– К черту.

После моего поцелуя в ее нежную щеку лицо мамы засияло надеждой. Она смотрела на меня с предвкушением и сильным желанием услышать что-то хорошее, но порыв моей мысли оказался медленным, – так, она побежала в машину.

Мы с Баженовым разошлись по своим комнатам. Уединившись в мастерской, я дорисовала сегодняшний черновой вариант вечернего пейзажа. Периодически выходила проверять, чем там занимается мой «сосед». Сережа о чем-то долго думал. Что-то неладное было у него на лице, будто его одурманили какие-то волнения. Все никак не могу привыкнуть, что в нашем доме теперь он. Пока что только он, ибо Михаил Дмитрич находился сейчас в Сергиевом Посаде.

Все никак не могу привыкнуть к тому, что в нашем доме у него есть целая комната, в которой царит вечный бардак. И кровать не заправлена. Здесь даже пахнет не так. Теперь пахнет каким-то Баженовским запахом. На полке лежат совершенно другие книги. Хорошо, что они вообще лежат. И каждая вторая посвящена либо физике, либо математике. Нашелся московский гений. Может, он их вообще не читает? Из-за предположений рука дергается, карандаш крошиться.

Одиннадцать вечера. Полнолуние окутало белое небо, в котором навсегда затерялись звезды. Из окна доносились разговоры цикад. Фонари тускло освещали дороги. Свет горел только в трех домиках: в «Мизинчике», в котором уже никого не было, в доме Лины и в нашем. И в будке охранника, само собой.

От догадок о дальнейшем развитии событий с мужчиной из «Мизинчика» меня стало довольно жутко. Дверь в Сережину комнату была закрыта, но там звучали неестественные шорохи. Странно. Что еще за шорохи? Зайти не осмелилась. Знаю, что выгонит. Казалось, происходит то, чего обычно происходить не должно. Однако, отдавая дань уважения личному пространству нашего гостя, беспокоить его все же не стала. На миг все замерло. Страх все равно не уходил.

Сон никак не приходил ко мне. Я сильно переволновалась. Все думала о то Сереже, то о Федотове.

Обычно засыпаю мгновенно. Ночью свежий воздух помогает расслабиться, и буквально через пару минут я сплю непробудным сном. Легкий скрип кровати сбивал с толку. Пыталась применить методику военно-морского флота для засыпания, одновременно поглядывая на настенную аппликацию, которая живет вместе со мной в комнате с девяти лет, я не закрывала глаза.

Эта аппликация никогда не будет храниться в мастерской. Только в моей комнате. И снова рисование, смешавшее в себе всю мою любовь к отмененным занятиям в художке, благодаря чему и создался этот «шедевр». В тот день я была не одна, а с Сашей, – с ней мы прошли все «мучения»: сразу нашли друг друга – Саня с первого класса потянулась ко мне, – ходили вместе, болтали постоянно – где родились, где крестились, воображали, кем станем, когда вырастем – и настала великая боль – мы выросли. Тем не менее, мы продолжаем учиться. Только не в художественной школе, а в обычной. Мы даже за одной партой не первый год сидим. Уроки в художке у нас «выпадали» редко, однако в этот счастливый четверг, который запомнился «самым лучшим занятием по композиции», потому что оно так и не состоялось. Как же я хорошо все помню: довольны были все, даже моя мама, – она на приливе эмоций повезла Саню к нам в гости. Сидели мы у меня в комнатушке, скучали, и вдруг она предложила со сверкающими огнем глазами: «А давай сделаем вместе что-нибудь О. Поделку. Нет, давай стену разрисуем, вон, какая она у тебя скучная, фу!» Конечно, я согласилась. В поисках красок, кисточек, тряпочек в детской комнате (той самой, что «привязана» к ресторану), нам удалось найти тоненькую цветную бумагу, а еще множество малюток-ракушек, которые пылились в полиэтилене. Их собрала Лина – кто ж еще? Тут идея Саши переменилась на создание аппликации с морем.

– А что? Только представь: какая красота выйдет. И быстро еще. За час управимся.

Ради этой затеи пришлось пойти на жертвы: мои волосы очень пострадали от жидкого клея, впрочем, как и я от ругани папы. Часть стены мы немного испортили, когда прикрепляли огромный лист А2 с мелкими и мятыми бумажками, которые Саня старалась аккуратно заворачивать. А я просто радовалась от процесса и грандиозной задумки, как и всегда в детстве: сначала сделал, а потом подумал, как, зачем, почему, и главное – как разгребать все это? Еще и ракушки туда приклеили. И вот: рядом с самодельным морем они греются в лунном свете, которые, к сожалению, периодически отваливаются на пол. Первые две отвалились сразу же. Саня все не унималась: «Надо подольше подержать. Сейчас сделаем!».

Так или иначе, аппликация останется на стене до тех пор, пока последняя ракушка не упадет.

Вернемся к нашей ночи. Я смотрела в потолок, надеясь, что не выдержу и наконец отключусь. Послышался внезапный топот. Никого, кроме меня и Сережи в доме не было. Тут резко вспомнилось, как он спрашивал маму о воротах. Неужели удрать хочет? Вскочив с кровати, я выбежала из комнаты.

В его комнате пусто. Все на месте, кроме него. Дурень. И куда он собрался? Я как пуля помчалась на улицу, надеясь остановить негодяя. На выходе из дома удалось разглядеть силуэт. Он двигался медленно, но вдруг, увидев приближение, остановился. Идиот. Между нами было приличное расстояние – метров пятьдесят, учитывая, что дом он покинул пару секунд назад.

Я рванулась вперед. Сердце бешено билось. Неприличным, воющим криком я заорала, чтобы тот вернулся. Внезапно я перестала бежать. Силуэт пропал. Царила глубокая ночь. Тишина. «Акватория» погружена в спячку. Я пошла тихонечко, стараясь услышать хоть что-нибудь. Неподалеку стали доноситься мерзкие шуршания.

– Сережа! – вопила я во все горло. – Стой!!!

Тот не отвечал. Доносились только эти противные шуршания быстрых ног по траве.

БА-БА-Х!

– Господи Иисусе!!! – тут я нечаянно ударилась лбом об ворота запасного выхода. Отвратительно мерзкий шум! От этой невыносимой боли я потеряла сознание.