Годин
Шрифт:
Два дня до «рандеву».
«Духам» редко удается собраться, остаться всем вместе без «дедов» и «черпаков». Но с утра как раз оказались ненадолго вдесятером в курилке. Рассказывали друг другу, что с ними делали «дедушки» при ночном «знакомстве». Каждый чуть ли не хвастался, что ему было больнее:
– Меня шомполом по заднице так отлупили, что сидеть теперь не могу, сплю на животе. Видите, даже не сажусь, чтобы покурить…
– Меня дужкой от кровати по спине, по почкам… Отбили все, в туалет по нужде больно ходить…
– Молотком по пяткам,
– Мне об грудь автомат перезаряжали: по ребрам прикладом, пока не получится. Все синее от плеча до плеча, больно…
– А в меня электрические провода от полевого телефона тыкали. Это у них «электрический стул» называется, глаз до сих пор дергается…
Годин подумал, что ему, похоже, «повезло»:
– Меня просто били…
Товарищи рассказывали об избиениях, о пытках, но никто, однако, никакого выхода из этого ужаса не предложил. Все были готовы терпеть и дальше. Чтобы через несколько месяцев таких же молодых солдат так же лупить шомполом по заднице, бить дужкой от кровати по спине, молотком по пяткам, перезаряжать автомат об грудь, тыкать в тело электрическими проводами…
В бредовом сне прошла еще одна ночь, и у Година остался лишь один день на раздумья. И кого винить? Он сам захотел пойти в армию!
«Через две, через две зимы,Через две, через две весныОтслужу, отслужу, как надо…»«И вернусь»? Теперь он не был так уверен в этих последних словах припева популярной, жизнеутверждающей песенки. Уже в который раз вспомнил разговор с отцом, его слова: «Не хотел учиться в институте, так теперь узнаешь, какова она – солдатская жизнь!..» Узнал, отец, узнал!
А еще Годин-старший сказал: «Помни, что бы ни случилось, это все равно пройдет». Как так пройдет? Само собой? Хорошо, чтобы – «раз и прошло». Не проходит. Значит, все-таки терпеть? Все терпеть? Что бы ни случилось, терпеть? А знаешь ли ты, отец, что может случиться, что могут сделать с твоим сыном? И это стерпеть? Ради чего? Чтобы жить потом, не считая себя мужчиной, человеком?
Но и еще отец сказал: «Будь готов ко всему!» А готов ли оказался ко всему? Ко всему! Похоже, что нет…
День, ночь до «рандеву». Мозг Година кипел от напряжения, от поиска мыслей. В их калейдоскопе крутились по кругу: кованый меч, веревочная петля, кровь, колючая проволока, глаза матери…
Нужная мысль должна, обязательно должна была прийти ему в голову. И она явилась. Прямо в конце дневных работ. Просто оказалась в его руках, когда он снова работал на кузне. Усмехнулся и сунул в сапог. «И вернусь?»
На ужине без аппетита проглотил синюю перловку с рыбьим хвостом, залил ее теплой несладкой коричневой жидкостью. По пути в казарму смотрел на часть, на офицеров, на товарищей по несчастью с жалостью. Как бы прощаясь.
После отбоя ждать пришлось недолго. Шаги «гонца» безошибочно дошаркали до его кровати. И вот знакомое:
– Просыпайся,
– Я не сплю!
В туалете его ждали все те же семеро. В тех же спортивных штанах, майках и кроссовках. С теми же ухмылками, с сигаретами в зубах:
– Привет тебе, Алексей Годин!
Только сейчас заметил, что у некоторых костяшки пальцев на руках перемотаны бинтом. Догадался: чтобы пальцы не сбить о скулы «духа» и не оставить на себе улик об участии в расправе.
Он стоял перед ними в сапогах, в уже застиранных, когда-то белых кальсонах и рубахе, с опущенными плечами и взглядом, ощупывающим синюю керамическую плитку пола. Снова вспомнил завод, Григорича, инженера-технолога Драгунова… «И вернусь?»
– Годин, че молчишь?!
– А что говорить-то?
– Ну, для начала, может, расскажешь о международном положении, интеллигент, твою мать!
– А может, станцуешь?
Подумал о том, какое счастье, что никому в части не проговорился о том, что ходил в школе в танцевальный кружок. Танцевал бы теперь днем и ночью перед «дедами».
– Не, пусть лучше какую-нибудь сказочку придумает из гражданской жизни!..
– А можешь про баб что-нибудь рассказать! Много баб перетрахал там у себя в институте?
– Худые, наверное? Зато очкастые, как училки. Такие же умелые во всем таком? Как они, а, Годин?
– Без понятия…
– Да ты – никак девственник, Алеша? Со всех сторон!
– Чего молчишь?
– Ну, раз не хочешь «дедушек» хорошим рассказом об их скорой гражданской жизни порадовать, давай к делу!
– К какому?
– Дурачком не прикидывайся!
– Нет, я – не дурак!
– Ну, тогда давай!
– Что давай?
«Деды» переглянулись:
– Похоже, он что-то не понял!
К Алексею придвинулся щербатый:
– Гони деньги!
– Какие деньги?
Щербатый с разворота ударил его в грудь:
– Не вспомнил какие?
Годин потер зашибленное место:
– Так месяц же еще не кончился!
– Умный какой! Правда, не дурак.
Алексей сделал удивленные глаза:
– Сами же сказали: в конце месяца заплатишь…
– Точно, умник! – Получил еще удар. – Сами сказали – сами пересказали! А вдруг ты решил месячишко перекантоваться по легкому и потом ничего не заплатить. Этот номер не пройдет! Аванс давай, гони монету! Подтверди, что правильно понимаешь политику партии и народа. И тогда спокойно живи дальше до конца месяца.
Годин обвел взглядом стоящих напротив «дедов»:
– Думаю, я правильно понимаю политику КПСС и советского народа.
– Ты не думай! Деньги принес?
– Какие деньги?
– Да он над нами издевается. Умник, интеллигент! Начитался, похоже, за последние дни на бумажной работе. А может, институт вспомнил? Научную диску… дискускую решил с нами заварганить. А мы с тобой по-простому поговорим, по-нашему, по-рабоче-крестьянски. Чтобы не издевался, гад, над простым народом!
Щербатый снова замахнулся, но Годин отступил на шаг: