Годин
Шрифт:
Опаздываю с обеда. Мама нервничает. Сплю в машине.
…
Иду к Ларе. Там бодрое настроение и трудовой энтузиазм – переупаковывают подушки. Пьем коньяк „Наполеон“ по случаю отсутствия повода. Проснулся племянник. Записываем его истории, так забавно рассказывает-сочиняет…
…
Вспомнила один декабрьский день прошлого года. Ехала на трамвае и услышала, как сзади два мужчины говорят, один другому рассказывает, что Дворец пионеров раньше был духовной семинарией и какие там красивые залы. А сейчас там учатся дети музыке, искусству. Обернулась, а это мой учитель по виолончели. Постарел, стал
Смотрю по телевизору фильм по книге Хемингуэя…
Хочу еще выделить 1 и 8 марта… На торжестве после краткого слова поднесла цветы к монументу в честь молодых коммунисток. Все было очень строго, дали мне специальный пропуск, букет, инструктировали, что и как говорить…
В тот же день ходили с родителями к бабушке. Как она постарела! Летом, когда ее рисовала, она была намного лучше…
…
Бабушке стало плохо…
…
Мила позвонила и попросила увидеться. Ей хочется выпить, идем в кафе. В кафе купили бутылку кубинского рома. Куда с ней податься? Пошли к моей сестре. Сделали себе дайкири. Пришел и зять. К девяти вечера все были счастливы, все со всеми обо всем говорили.
Впервые в жизни напилась. Не качалась, но в туалете мне так поплохело, еле пришла в себя.
В 23.00 поехали домой на такси. Мила была такой веселой, что таксист не взял денег, а дал телефон и имя, чтобы обращались, если будет снова такой же случай.
Возвращаюсь с экзаменов с Милой. Довольные, купили себе несколько мороженых, сели есть в скверике. Пою себе „Вершину“ Высоцкого:
„Здесь вам не равнина, здесь климат иной —Идут лавины одна за одной,И здесь за камнепадом идет камнепад.И можно свернуть, обрыв обогнуть,Но мы выбираем трудный путьОпасный, как военная тропа…“Счастлива тем, что пою это. А теперь мне страшно от этой песни – как от черной кошки, которая перебежала перед тобой дорогу. Дома зять мне позвонил и сообщил о бабушке…»
Почти незаметно пролетели еще шесть месяцев. Как и положено, отслуживший год Алексей стал «черпаком». Теперь его уже никто не обижал. Он сам должен был бить, гонять «духов» и «слонов». Но руки он не распускал, чем вызывал недовольство своих товарищей:
– Тебя же били!
Он только жал плечами:
– Били…
Но он никого не бил, хотя иногда очень хотелось дать пинка какому-нибудь обнаглевшему «духу». А пустить кулаки в ход вместо него всегда находилось немало желающих – нынешних «черпаков», вчерашних «боевых слонов». Старался не думать ни о своих товарищах, ни о «гражданке», о которой мечтали все вокруг. Но разные мысли в голову лезли и лезли. Годин не мог, не умел не думать. Тем более что появилась призрачная надежда съездить домой в краткосрочный отпуск. После года службы некоторым солдатам такое счастье приваливало.
В привычных буднях прошло еще шесть месяцев, в течение которых счастье побывать дома так и не привалило. Вроде и особых нареканий
Алексей стал «дедушкой», и в голове у него зароилось еще больше мыслей. В том числе и новых, очень тревожных. Сослуживцы переглядывались, переговаривались, перешептывали разными путями поступавшие новости:
– В Афганистане наши штурмовали дворец Амина в Кабуле…
– Советский Союз ввел войска в Афганистан.
– Это война с афганцами?
– Да, с американцами!
– Нас туда пошлют?
– А как же! Зачем нас столько здесь дрессировали? Как там без танковой поддержки?
– Так там вроде горы. А у нас тут…
– Сопки – те же горы, только маленькие…
– Мне друган написал-намекнул: у них вроде пока добровольцев набирают…
– Значит, и у нас будут.
– Добровольно-принудительно…
– А я сам хочу. Может, медаль дадут или орден!
– Цинковый гроб тебе дадут!
– Дурак ты!
– Сам дурак!
И правда, через несколько недель во время построения на плацу замполит части почти торжественно объявил:
– Требуются добровольцы для выполнения интернационального долга, для помощи братскому афганскому народу, страдающему от американского империализма… Кто хочет быть добровольцем – шаг вперед!
Годин не очень понимал, о каком интернациональном долге идет речь, но хорошо помнил отцовское: «Не отставай, но и вперед сильно не суйся». Поэтому чуть запоздал, когда танкисты всех рот шагнули вперед. Он, как «дедушка», стоял в заднем ряду и уже догнал вышагнувших вперед молодых. Едва ли «духи» действительно рвались в бой с американским империализмом. Скорее, рвались из части, где каждый день шла «отечественная война» на выживание.
Многие «дедушки», как и Годин, приняли решение с запозданием. Все уже думали исключительно о «гражданке». Тем более что их последние месяцы-недели в части пролетали весело. В выходные можно было сходить в увольнение в райцентр. Попробовать пообнимать или поцеловать какую-нибудь местную свободную, пусть и не очень красивую, девушку. Конечно, не посмотрел бы на такую дома, но тут на одну девицу – два взвода солдат, десяток прапорщиков и еще пара молодых неженатых офицеров – лейтенантов.
В части, пока «духи» и «слоны» работали, а «черпаки» за ними присматривали, «дедушки» спали, слонялись по закоулкам, фотографировались для «дембельского» альбома в танке, под танком, за танком. И еще размышляли:
– Значит, перед «дембелем» повоевать придется?
– Ну а что? У меня оба деда воевали в Великую Отечественную с немцами.
– А у меня отец успел на Восточный фронт против японцев.
– Мой прадед в Первую мировую с австрияками воевал.
– Мой англичан из Севастополя выковыривал.
– А у меня предок французов гнал из России.
– У всех нас предки воевали, и мы повоюем, если надо. Хоть американцам, хоть китайцам, да кому угодно по зубам настучим, если полезут куда не звали. Как отцы наши и деды…