Годин
Шрифт:
То:
«Я живу на границе, где полярная мгла,Ветер в окна стучится, путь метель замела.К нежной ласковой самой письмецо свое шлю,Мама, милая мама, как тебя я люблю…»А то:
«Виновата ли я, виновата ли я,Виновата ли я, что люблю?Виновата ли я, что мой голос дрожал,КогдаНа душе у Алексея было одновременно и спокойно, и неспокойно. Вроде, как обычно, будними вечерами вся семья собиралась за ужином, делилась новостями и мелкими радостями дня. Но то неожиданно хмурился отец, то мать смахивала со щеки беспричинную слезинку. Лиля рисовала в альбоме на фоне синего неба огромный черный танк…
Продолжали встречаться с Катей. Она то была очень нежной, то раздражалась из-за пустяков. Неделя бежала за неделей. А потом из военкомата принесли повестку.
Получив ее, Алексей первым делом раскрыл синюю папку, перечитал все снова, хотя, казалось, уже давно выучил наизусть. Завернул свое сокровище сначала в газету, потом в целлофановый пакет и засунул поглубже в письменный стол: как ни хотелось, с собой ее не возьмет – дома будет сохранней.
Достал с антресолей свой зеленый брезентовый вещмешок, в котором, как и в отцовском, на случай войны или тюрьмы было все необходимое: миска, ложка, кружка, зубная щетка, мыло, спички, смена белья…
На проводы у Годиных, как полагается, накрыли большой стол. Собрались гости. Тетя Дуся со слезами на глазах обняла, поцеловала, подарила «на дорожку» носовой платочек. В нем – синяя пятирублевка.
Катя пришла с родителями, которые оказались у Годиных в первый раз. Они внимательно и, кажется, с некоторым разочарованием осмотрели квартиру: «Да, не больше, чем у нас…» Подарили платочек – красный «червончик».
Было несколько одноклассников и одноклассниц. Не было друзей. Алексей ни с кем особо не дружил в Дальнедорожном. Настоящие друзья имелись только в Потаповке: Митяй, Андрюха, Николай. Их самих сейчас также должны были провожать в армию.
Конечно, пришел Валерка, который, как и задумывал, учился теперь в станкостроительном техникуме и продолжал играть в ансамбле на танцах. Он имел отсрочку от армии и несколько взрослевших поклонниц, с которыми распивал то шампанское «Советское» за шесть пятьдесят, то вино «Яблочное» «по рупь семнадцать».
Мать металась с закусками и горячим с кухни в гостиную и обратно. Отец, сидящий рядом с родителями Кати, курил одну папиросу за другой. Голубоватая водка «Пшеничная» по четыре сорок две лилась в рюмки, из рюмок опрокидывалась в рты, закусывалась теми самыми хрустящими зелененькими, а еще соленой капусткой, сочными маринованными помидорчиками, жареной курицей.
Алексею желали достойной службы и своевременного возвращения домой. Он тоже уже выпил изрядно, но его смущали не беспокойные глаза матери, а взгляд Валерки, сидящего напротив них с Катей. После нескольких рюмок тот вроде как перестал замечать виновника торжества и все время пялился на упущенную им когда-то подругу. Так и елозил взглядом по всей могучей Катиной форме, даже когда взял в руки принесенную
К такому интересу со стороны представителей своего пола Алексей вроде бы уже давно привык, но его задело то, что Кате сегодня, как показалось, понравился этот взгляд с другой стороны стола:
– Ты чего на него так смотришь?
– Вот еще! Ни на кого я не смотрю! Это тебе из-за водки кажется…
Наконец подвыпившие гости спели под Валеркин аккомпанемент:
«Через две зимы, через две весныОтслужу, как надо, и вернусь…Только две зимы, только две весныТы в кино с другими не ходи!»Стали расходиться. Попрощавшись со всеми, Алексей увлек Катю к себе в комнату, обнял, прижал к двери, дыхнул водкой:
– Будешь ждать меня?
– Конечно!
– Два года?
– Что ж делать…
Она была притихшей, необыкновенно ласковой в этот вечер. Даже как будто не возражала против «этого». Только тихо заметила, когда он начал стягивать с нее одежду и дошел до синего нижнего белья:
– Может, не надо? Тебе же спокойнее там будет…
Несмотря на обуревающее его желание, Алексей согласился:
– Будет спокойнее.
Проводил ее домой. Снова долго целовались. Прямо под дверью ее квартиры, из которой кто-то смотрел в глазок.
Когда вернулся, в убранной квартире было тихо. Лиля спала. Отец, кажется, тоже. Только мама дождалась, обняла:
– Надеюсь, сынок, что ты все правильно решил, что не пожалеешь…
– Не пожалею!
– Не могу представить, как же мы без тебя… Как ты без нас…
Вспомнил каникулы в Потаповке, пионерской лагерь от керамического завода:
– Мы же и раньше расставались.
– Но не на два года! – Заплакала.
– Ну, мам! Все будет хорошо…
Был ли он в этом уверен? Про армию рассказывали разное. В книгах и на уроках в школе прославляли подвиги советских солдат. По телевизору показывали мощь отечественного оружия. Отслужившие же знакомые парни только усмехались, качали головами:
– Армия – это такая школа жизни…
Некоторые добавляли:
– Которую лучше пройти заочно.
Воевавший на Северо-Западном фронте дед Семен из Потаповки, когда внук бывал в деревне, ничего не рассказывал про армейские годы. Бабушка Зоя обычно оттаскивала Алексея от него:
– Лешенька, ну чего пристал? Видишь, не хочет дед об этом говорить.
Отец же теперь в ответ на его расспросы сначала повышал голос:
– Не хотел учиться в институте, так узнаешь, какова она – солдатская жизнь! – Потом смягчался и как мог серьезно объяснял, напутствовал: – Армия – это такая нелегкая работа… Следи за собой. Будь аккуратным. Не отставай, но и вперед сильно не суйся. Ни перед кем не пресмыкайся и никем не помыкай, не подличай, оставайся человеком. И помни, что бы ни случилось, это все равно пройдет. Понял?