Годсгрейв
Шрифт:
Комната закачалась под ней, как корабль во время бури.
тукТУКТУК
тукТУКТУК
Хуже всего было ожидание. Мгновение между одной очередью и следующей. Эта кратчайшая передышка, казавшаяся вечностью, в предвкушении новой волны боли. Бичевание Адоная, ткачество Мариэль… ничто из пережитого Мией в жизни и близко не походило на эти ощущения, и еще хуже становилось от горькой мысли, что в эти мгновения, для всего мира за пределами клетки, ее жизнь перестает принадлежать ей самой.
тукТУКТУК
Если
тукТУКТУК
Но, в конце концов, несмотря на
всю эту боль
все мольбы
кровоточащую щеку
дрожь в ногах
Мия выстояла.
– Хорошо, что вы не азартный человек, сэр, – заявила донна Леона.
Администрат молча собрал свои инструменты. Зло покосившись на Мию, быстро поклонился донне и, сопровождаемый плетущимся позади послушником, вышел из камеры, шурша черной тканью мантии. Леона с триумфальной улыбкой повернулась к экзекутору.
– Ты просил глину, с которой можно работать? Я даю тебе сталь.
Здоровяк, прищурившись, посмотрел на Мию.
– Сталь скорее сломается, чем прогнется.
– Четыре Дочери, ты вечно чем-то недоволен! – Леона вздохнула. – Идем. Пусть она отдохнет. Скоро ей понадобятся все ее силы.
Донна взяла лицо Мии в ладони, ласково погладила израненную щеку большим пальцем. В глаза девушки впились сапфирово-голубые колодцы.
– Мы с тобой окрасим пески алым, – сказала она. – Сангии э Глория.
Одарив ее прощальной улыбкой, Леона прогарцевала к выходу из клетки в вихре голубого шелка. Экзекутор заковылял следом и запер за собой дверь. Шаги донны и стук его железной ноги постепенно удалялись по коридору.
Мия опустилась на колени. Ее щека опухла и пульсировала от боли. Ладони кровоточили из-за того, что она слишком сильно впивалась в них ногтями. Девушка провела кончиками пальцев по коже, ощупывая бугорки двух переплетающихся колец прямо под правым глазом. Ее мозг кипел от воспоминаний о пережитой агонии, слова донны отдавались в черепе вместе с эхом от ударов молотка.
«Они везут меня в…»
– …Воронье Гнездо?..
Она посмотрела на не-кота, вновь вылизывающего не-лапу своим не-языком. Подвигала пересохшими губами, пытаясь снова обрести голос.
– Это было родовое гнездо семьи Корвере. Моей семьи. Консул Скаева отдал его судье Рему в качестве награды за то, что тот подавил отцовское восстание против Сената.
– …И теперь он принадлежит Леоне?..
Мия молча пожала плечами. Не-кот склонил голову.
– …Ты в порядке?..
Отец держит ее за руку, пока они бредут по полю высоких солнц-колокольчиков. Мать стоит на верхушке зубчатой стены из охристого кирпича, и холодный ветер играет прядями ее длинных темных волос. Мия выросла в Годсгрейве – отцовская должность судьи не позволяла ему надолго покидать Город мостов и костей. Но иногда, в глубоколетье, они ездили в Воронье Гнездо на пару недель, просто чтобы провести время вместе. Это были самые счастливые перемены в жизни Мии. Вдали от давящей тесноты столицы и отравы ее политики. Там ее родители выглядели счастливее. Ближе и роднее. Там родился ее брат Йоннен. Она помнила, как их навещал генерал Антоний, потенциальный король, которого потом повесили рядом с отцом. Он и ее родители засиживались с ним допоздна, выпивали, смеясь и о-о-о, наслаждались жизнью.
Но всех их больше нет.
– …Мне пора идти. Нашел корабль, направляющийся в Уайткип. Я скажу гадюке, чтобы искала тебя в Вороньем Гнезде…
– …Хорошо, – кивнула Мия.
– …Ты справишься, пока меня не будет?..
Мысль об этом должна была вселить в нее ужас. Мия знала, что не будь сейчас с ней Мистера Добряка, так бы и произошло. На протяжении семи лет, с тех самых пор, как умер ее отец, кот из теней всегда был рядом. Девушка знала, что он должен уйти, как и то, что она не справится своими силами. Но мысль о том, чтобы остаться одной, жить в страхе, который он обычно испивал до последней капли…
– Вполне, – ответила Мия. – Просто не задерживайся.
– …Я быстро. Никогда не бойся…
Мия вздохнула. Прижала ладонь к клейму на пульсирующей щеке.
– И никогда, никогда не забывай.
Глава 6
Смертность
Гигантские каменные двери в читальню распахнулись от легчайшего прикосновения пальца Мии, словно они были сделаны из перьев. И, глубоко вдохнув и прижав фолиант к груди, девушка проковыляла в свое самое любимое место во всем мире.
Глядя сверху на бесконечные ряды полок, Мия не могла сдержать улыбки. Она выросла внутри книг. Какой бы мрачной ни становилась ее жизнь, отгородиться от боли было так же просто, как открыть обложку. Дитя убитых родителей и неудавшегося восстания, она успела побыть и ученым, и воином, и королевой, и захватчиком.
«Небеса даруют нам лишь одну жизнь, но с помощью книг мы проживаем тысячу».
– Девушка со своей историей, – раздался голос из-за спины.
Улыбнувшись, Мия повернулась и увидела старика с тележкой, нагруженной кипами книг. На нем был потрепанный жилет, по бокам лысеющей головы топорщились два пучка всклокоченных белых волос. На крючковатом носу сидели очки с толстыми стеклами, спина горбилась в форме серпа. Слово «древний» так же не годилось для его описания, как слово «красивая» – для описания шахида Аалеи.
– Доброй вам перемены, летописец, – поклонилась Мия.
Не задавая лишних вопросов, летописец Элиус достал из-за уха запасную сигариллу, которую он всегда держал при себе, прикурил ее от своей и протянул Мие. Та прислонилась к стене, скривившись, когда швы на плече натянулись, и выдохнула серый дым.
Элиус прислонился рядом с ней; сигарилла в его губах закачалась, когда он заговорил:
– Хорошо?
– Хорошо, – кивнула Мия.
– Как тебе Галанте?
Мия снова сморщилась, в ягодице отдавало болью от швов.
– Как заноза в заднице, – пробормотала она.
Старик улыбнулся в облачке дыма.
– И что привело тебя сюда?
Мия подняла фолиант, который перенесла через Кровавую Тропу. Кожаный переплет был запятнан, потрепан и местами порван. От странных символов, вытесненных на обложке, болели глаза, страницы пожелтели от времени.
– Полагаю, пора ее вернуть. Она пролежала у меня восемь месяцев.
– А я уж думал, что придется посылать поисковую группу.
– Могу поспорить, это вряд ли стало бы приятным дельцем для всех заинтересованных сторон.