Годы испытаний. Честь. Прорыв
Шрифт:
– Это мы перекур устроили, товарищ сержант, а мне припомнился случай про то, как боец Ризин на посту отличился.
А увидев, что Правдюк удовлетворен докладом, добавил с лукавой усмешкой:
– Каков солдат, таков о нем и лад…
Прищуренный, всевидящий глаз Правдюка оглядел бойцов. У всех замерло сердце. Сейчас он подстрелит кого-нибудь вопросом. Уж больно любил он эти коварные вопросы задавать. Попробуй не ответь, житья не даст.
Андрей поймал на себе взгляд и смекнул: спросит сейчас. Он торопливо сел на устав, но Правдюка не проведешь. Не зря их отделенный к каждому празднику
– Товарищ Полагута, – слегка улыбнулся Правдюк. Андрей встал, замер. – На уставах не сидят… Помять можно. Книга ценная.
Андрей растерянно смотрел на Правдюка.
– Скажите мне, товарищ Полагута, а после скольких предупреждений часовой стрелять может?
Полагута переминался с ноги на ногу. Вопрос застал его врасплох. И тут из-за спины Правдюка Еж показал два пальца.
– После двух, товарищ сержант, – тяжело выдохнул Полагута.
– Так, так… А через сколько часов часового с поста меняют летом?
Опять Еж поднял кверху палец.
– Через час, – ответил Полагута.
– Ну, а зимой?
И тут произошла заминка. Сколько Еж ни перекрещивал один палец другим, Андрей никак не мог догадаться, что означал крест из пальцев.
– Зимой в караул пойдет, тогда и узнает, – вставил Еж.
Правдюк сердито взглянул на него.
– В уставе ж записано… Почитайте еще раз, Полагута. Пропустили вы то важное место.
И тут Правдюка вызвал к себе Миронов.
Андрей подошел к Ежу и крепко пожал руку.
Вот так, кажется, ни с того ни с сего и завязалась дружба между Андреем и Ежом.
Особенно трудно было Андрею, когда появился в их взводе новый командир – лейтенант Миронов. Такой «служака», никому не дает покоя.
– Не в пользу мне эта наука лейтенантова пошла, – говорил он своему другу Ежу, рассматривая себя в зеркало. – Поглядела бы моя марушка [1] – не признала бы. Первое время думал: не выдержу этой жизни. Загонит она меня в домовину [2] . В армию уходил – во мне шесть с половиной пудов было, а теперь от силы пять.
1
Милка.
2
Гроб.
Он смотрел с грустью на свои широкие ладони с янтарными бугорками мозолей, будто видел их впервые в жизни.
– Мне все наши лесорубы гуторили: выхолишь руки в армии, не захочешь опять за топор браться. А тут, гляди, какие мозоли нагнало, – показал он Ефиму. – Больше, чем в гражданке были. Эх, – вздохнул он, – сколько эти руки земли перекидали, пока солдатской наукой овладел!
– Да, землищи перевернули дай бог каждому, – щурясь и затягиваясь, поддакивал Еж.
…В одном конце казармы тускло светит одинокая дежурная лампочка. Слышны глухие шаги дневального. После напряженных полевых тактических занятий бойцы спят как убитые.
– Как думаешь, Андрей, будет завтра тревога? – спрашивает Еж. – Что-то лейтенант наш шибко носился по казарме перед отбоем, все отделенных накручивал.
– На той неделе пойдем в лагерь к Серебряному ручью, к показным тактическим учениям готовиться. Сегодня Правдюк рассказывал, как гонял их там наш лейтенант.
– А давай поспорим – завтра тревоги не будет, – предложил Еж.
Спорить было его страстью. Еж приметил, когда ожидается тревога, роту перед отбоем навещает кто-нибудь из командования батальона, а вот сегодня никого не было.
– Кто проиграет, один всю неделю пулемет чистит и к городскому отпуску пачку «Казбека» покупает для шика. По рукам?
Они протянули руки, молча разняли их о тумбочку и вскоре заснули.
Едва забрезжил рассвет, роту подняли по учебно-боевой тревоге. Командир роты подозвал командиров взводов.
Пока ставилась «боевая задача», бойцы вполголоса переговаривались. Еж ворчал и сердито косился на всех. У него все валилось из рук, лопата не лезла в чехол, в спешке он схватил чужой противогаз.
Взвод Миронова был назначен направляющим в роте. Когда вышли за город, лейтенант подал команду: «Бегом, марш!»
– Поправь котелок, – жалобно молил Андрея Ефим (он был вторым номером пулеметного расчета), – а то всю спину станком перерезало.
– Надо на месте укладываться, – поучал Андрей, поправляя у Ежа вещмешок с котелком под скаткой. – Гузырь [3] от вещмешка болтается, как поросячий хвост. У-у-у, баглай [4] . И лопата у тебя, гляди, бьет держаком по ногам… Сдвинь ее на бок, бежать сподручней.
3
Конец.
4
Лентяй, лежебока.
Еж недовольно покосился на Андрея, стирая рукавом крупные капли пота.
– Долго ли еще будут эти скачки? – жалобно спросил он вполголоса, будто Андрей мог знать. – Километров пять, наверное, уже отмахали, а ему хоть бы что, планшеточку только поправляет, – кивнул Еж в сторону Миронова. – Куда там, и на вожжах не удержишь!
– Ему бы нашу солдатскую обузу, – угрюмо отозвался Андрей, – тогда не больно шибко бегал бы.
У подножия безымянной высоты при подъеме перешли на шаг, а как только добрались до вершины, опять побежали. И тут вдруг боец Ягоденко оступился и упал со станком пулемета. Тяжело дыша, он вскочил и, прихрамывая, хотел было опять бежать, но подскочивший Миронов приказал ему снять станок, ловко взял его за плечи и показал рукой:
– Идите вон на ту высотку с кустарником.
Подбежал Правдюк:
– Разрешите мне станок…
– Нет.
Бойцы в недоумении переглянулись. Лейтенант и со станком бежал так же легко. Полагута подумал: «Зря я о нем нехорошо сказал, надо взять станок».
– Мухтар! – крикнул он своему подносчику и, не говоря ни слова, вырвал у него из рук коробки с пулеметными лентами. – Возьми станок у лейтенанта…
Мухтар подбежал к Миронову.
– Товарищ лейтенант, разрешите мне станок?