Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
Бурунов подумал: «Вот попал под горячую руку! Может, и Канашов сейчас не в духе, а я иду к нему решать такой вопрос? Поддержит ли он меня?» Но он тут же поборол в себе колебания и вошел в блиндаж командира полка.
Бурунов рассказал Канашову о расследовании дела лейтенанта Нежинцева, о решении комиссии дать возможность
– Мне кажется, здесь в полковнике говорит больше ущемленное самолюбие, чем здравый смысл. Нельзя так жестоко относиться к молодым командирам. Ведь война только началась, и многие, не нюхавшие пороху, будут ошибаться и спотыкаться. Нам, старшим, более опытным в жизни людям, надо терпеливо учить нашу молодежь, а не прибавлять ненужные жертвы.
Канашов сидел, подперся голову рукой и потупив взгляд, слушал комиссара. Когда он кончил говорить, посмотрел задумчиво в глаза Бурунова и спросил:
– Ну и что вы хотите от меня?
– Думаю, тебе надо вмешаться и постараться убедить комдива в том, что он не прав. Признайся, не прав и ты, Михаил Алексеевич, что вступил в пререкания с Русачевым, - сказал Бурунов.
– Нельзя поддаваться минутным переживаниям и делать их линией поведения командира. В твои руки партия судьбу более тысячи людей доверила. А у Русачева их несколько тысяч. И оба вы отвечаете перед партией за них головой. Подумай, смог бы твой полк выполнять боевые задачи, если бы твои подчиненные, нарушая приказы, делали кому что вздумается?
Канашов взволнованно ходил по землянке, заложив руки за спину.
– Ладно уж,- ответил он, - хватит солить мои раны. Не из железа и я. Думаешь, если Канашов суровый на вид, так у него и души нет? Не могу глядеть, как люди, что мухи, гибнут без толку. Не выдержал… Сам знаю, погорячился…
– А зачем ты партию подводишь? Она на тебя надеется, доверяет… В том-то и суть коммуниста, что с виду он обыкновенный человек, но у него сила воли должна быть только железная. Думать надо всегда, что за дела партии мы перед всем народом ответственны. Иначе и революции не было бы, и гражданской войны мы не выиграли бы, и социализма не построили без дисциплины в партии, для всех обязательной…
5
Тем же вечером Канашова вызвал Русачев. Комдив поднял на него изучающий взгляд.
– Обижаешься? А мне, думаешь, легко?
– Нет, товарищ полковник. Не такое сейчас время…
– Чем больше я узнаю тебя, Канашов, тем ты мне все больше нравишься. Рубишь словом, что топором. Но зря ты не ценишь нашего стариковского опыта. А ведь он тоже кровью добыт. Не рано ли ты меня со счетов сбрасываешь? Мы еще повоюем! Что, ошибка моя тебя больно в глаза бьет? Исправлю! Силенки пока имеются, Будь у меня сейчас конники, немцы не раз испытали бы на себе тяжелую руку Василия Русачева.
– Ошибка ошибке рознь. Есть ошибки, которые не исправишь.
– Ты, может, сомневаешься и в том, что Русачев дивизию сможет вывести из окружения? Завел людей - и растерялся? Ну, это шалишь! В гражданскую не в таких переплетах бывать приходилось, не терялся. Под Конотопом комдива беляки срубили, а я тогда, даром что мальчишка был - комэск, а кинулся со своим эскадроном в атаку - и дрогнули белые, побежали!
Русачез ткнул большим пальцем в два серебряных с красной эмалью ордена Красного Знамени первых выпусков.
– Ты думаешь, их мне за красивые глаза дали? Как бы не так! Тогда орден крови стоил. Не то что сейчас. Вот посадил свеклу, бог дождь послал - на тебе орден…
Канашов стоял, хмуря брови. По лицу его было видно: не согласен он с Русачевым. Стоявшие рядом с ним подполковники Муцынов и Буинцев делали ему знаки: ладно, мол, пусть будет так, не спорь.
– Видите ли, Василий Александрович, - сказал Канашов, - то было когда-то… Теперь другой командир нужен.
– Постой, постой!… Какой это другой? Ага, понимаю, чтобы военную академию прошел… А нас, если хочешь, прежде чем в партию принимать, огнем крестили. И воевали мы не хуже вас, хотя академий не оканчивали.
– Да нет, не о том я. Раньше герой-одиночка диктаторствовал, навязывал подчиненным и умное и глупое: знай выполняй, и слава ему. А теперь главное, чтобы коллектив подчиненных тебе людей чувствовал не только твою правоту и твердость, но и был глубоко убежден, что ты крепче их в военных знаниях. Вот тогда они пойдут за тобой и будут делать все, что ты им прикажешь.
– Нет, Канашов, я с тобой не соглашусь. По-твоему, выходит, главное дело не в полководцах, а в войсках. Стало быть, французские войска могли бы и без Наполеона завоевать почти всю Европу? Командир всему хозяин, без него войска - беспомощная толпа! Да что тебя убеждать! Пока жив командир, все идет, как в хорошем оркестре - по нотам… Убили его - и войска разбегаются. Сам знаешь…
– А я, если хотите знать, ценю полководцев и рядовых командиров, когда вижу в них вдохновляющую силу, которая оказывает решающее влияние на войска для достижения победы. Главная заслуга в победе не полководца - замысел его мог так и остаться на бумаге, а в войсках, которые претворяют этот замысел в жизнь.
– Философская чепуха! Ну, да ладно… А скажи, кто, по-твоему, виноват, что мы с тобой попались в ловушку? Полководец или войска?
– Оттого, что я еще раз скажу, что виноваты вы, товарищ полковник, суть дела не изменится…
– Ладно, ладно, хватит меня учить. Дай тебе волю, ты бы меня под трибунал…
– Нет, я не за это… Расстреливать надо явных врагов… За каждую ошибку стрелять в своих не годится.
Муцынов наклонился к уху Канашова и жарко зашептал:
– Зачем ты так резко, Михаил Алексеевич? Ведь он постарше нас с тобой и пока комдив…
– Воспитание у меня плохое, - нарочито громко ответил Канашов.- Из рабочей семьи я. Отец - шахтер, всю жизнь под землей провел, как крот. Мать умерла, когда мне было десять лет. Некому было воспитывать. Да и я качал работать в шахте с двенадцати лет. Самообразованием доходил до всего. Негде мне было научиться интеллигентному обхождению.