Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
– Кроты журнальные, - проворчал комдив.
– Не больно ты меня порадовал, старшина.
Ракитянский прекратил резать хлеб и застыл с ножом в руках, виновато улыбаясь полковнику.
– Ну, чему ты улыбаешься? Не хотят печатать статьи…
Дверь распахнулась, и на пороге появился комиссар дивизии Шаронов. Дверь заставила его согнуться. Он скинул шапку. Светлые пышные волосы, будто стружки, рассыпались по потному лбу.
– Здравия желаю, Михаил Алексеевич, - протянул он руку.
– У тебя климат зимний, только что без ветра. Закаляешься, значит, по-суворовски, - потер он озябшие руки. И тут же насмешливо
Старшина сдержанно улыбнулся.
– Садитесь, товарищ батальонный комиссар, - пододвинул он табурет и объяснил: - Не велит товарищ комдив много топить. «От тепла, - говорит, - да от переевшего брюха лень в человеке быстро заводится».
– Меня только что обогрели, будто оглоблей.
– Канашов резанул кулаком воздух.
– Борискин какой-то подписал, - швырнул он бумагу.
– Читай! Для себя я сделал крепкие выводы…
Шаронов пробежал глазами бумагу.
– А ты чего крылья опустил? Настойчивее действуй… Пиши в другой журнал. Пусть поймут, что с фронтовиком имеют дело, а не с кабинетным ученым. Ортодоксы!…
– Не в этом дело, Федор Федорович. Беспокойство меня одолевает.- Как же дальше военную науку двигать, если она в понятии тех ортодоксов вся в рамки одних уставных положений заключена? Смакуют всю жизнь высказывания непререкаемых авторитетов и топчутся на месте…
– А на мой взгляд, сейчас не столько о теории надо беспокоиться, сколько об использовании боевого опыта, - сказал Шаронов.
– Согласен, комиссар. Тяжкие отступательные бои нашим войскам в 1941 году выдержать довелось. Имеется теперь и опыт зимнего наступления. Для командиров и бойцов он не меньше, чем хлеб и оружие, нужен. Не с кем-либо, а с немцами воюем…
– Это многие понимать сейчас стали. А вот что с этим опытом делать дальше, не многие знают.
– Обобщать боевой опыт, Федор Федорович, надо и на нем армию по-новому воевать учить. Из чего же берут начало наши военные теории, как не из боевого опыта?
– Канашов встал, заложив руки за спину, прищурил один глаз.
– По мнению наших военачальников, с одной стороны, вроде не время об этом разговор вести: война, врага надо бить. А с другой - главное в том, как бить, чтобы наверняка? Одним удачным боем и даже несколькими операциями войны не выиграешь. Это частный успех, личный. Одному повезло, и только. У него больше смекалки и опыта, он хорошо воюет, его повышают и награждают, а до других ему дела нет…
– Мелкособственническое отношение к большому государственному делу, - вставил реплику Шаронов.
– Успех эгоиста-одиночки!
– Похоже, что так… А чтобы двигать нашу военную науку, надо коллективно обобщать боевой опыт. Я тебе, Михаил Алексеевич, скажу откровенно. Когда с твоей легкой руки послали меня на курсы, в академию, многому я там научился. Но и меня подчас не удовлетворяли лекции уважаемых преподавателей. Какая же это наука, если в ней все известно, все открыто и каждое положение непререкаемо и железобетонно? Больно уж в лекциях все гладко, стандартно, нет пищи для размышления, для творческого раздумья. Заучи и действуй. А на днях столкнулся я в одном нашем батальоне с таким явлением. Спорят командиры между собой. Один из них бывалый фронтовик, другой только что недавно прибыл в дивизию с новым пополнением.
– Что же ты им ответил?
– заинтересованно спросил Канашов и, закурив, протянул коробку с папиросами комиссару.
– Ответить-то я ответил, но, признаться, не очень их убедил мой ответ…
– Ну, а все же, как ты им разъяснил?
– «На мой взгляд, - говорю, - и устав надо знать хорошо и сочетать эти знания с боевым опытом. Одно только дополняет другое, а отнюдь не исключает». Возразил мне фронтовик: «Устав довоенный не научил нас воевать. Иначе почему же нас бьют немцы? И теперь, - утверждает, - на войне совсем уставы не нужны…»
Канашов затянулся глубоко, притушил папиросу, встал, прошелся по комнате, остановился у окна, задумался.
– Ответ твой правильный, Федор Федорович, но в уставах кое-что устарело. А вот что на войне уставы не нужны, вредное настроение. Такому анархисту доверять людьми командовать опасно. Ты фамилию его не помнишь?
– Хренов, командир роты, старший лейтенант.
– Это рыжеватый, с чубом цыганским? Как же, помню. Он у меня в полку до войны служил. Оратор… Цицероном его командиры прозвали. Но тот хоть был умным государственным деятелем, а этот пустобрех. Всех поучать мастер, а сам учиться не любит. Придется мне им заняться…
– Я почувствовал, что обе спорящие стороны остались при своих мнениях, - смущаясь, сказал Шаронов, опять закуривая.
– И я теорию этого вопроса не больно глубоко знаю.
Канашов достал из полевой сумки толстую тетрадь в коричневом клеенчатом переплете. Похлопал широкой ладонью по ней, будто выбил из нее пыль.
– Времени нет, устаю, как ломовая лошадь, но веришь, Федор Федорович, как свободная минутка выдастся, пишу. Будто дьявол какой мутит изнутри, покоя мне не дает. Может, и впрямь когда кому пригодятся мои записи?
– А что же в том плохого? Ты же не сочиняешь, а подлинный опыт описываешь. Вот ты статьи писал, материал небось из этой тетради брал?
Канашов только махнул рукой.
– Брать-то брал, а что толку из этого?
– Будет время, окончится война, сядешь и напишешь диссертацию…
Шаронов листал тетрадь и читал ее разделы: «О недостатках некоторых теоретических положений тактики наступательного боя в довоенном боевом уставе», «О некоторых ошибочных положениях тактики оборонительного боя в довоенном боевом уставе», «О характерных чертах развития тактики оборонительного боя в первые месяцы войны, до перехода наших войск в наступление осенью и зимой 1941 года…»
Комиссар закрыл тетрадь.
– О, да тут почти уже готовая диссертация!
– Какая там диссертация!
– спрятал тетрадь в сумку Канашов.
– У меня, комиссар, не об ученых диссертациях сейчас голова болит. Когда и кто их напишет - дожидайся у моря погоды. Я вот думаю, как бы нам новой тактике наших командиров и войска оперативнее обучать. Каждый бой и без того много жизней уносит, а новички гибнут, как мухи, даже не успев сообразить, что к чему и какая она трудная штука - война с немцами.