Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
– Михаил Алексеевич, а у меня идея. Что, если ты действительно подготовишься и прочтешь лекцию для командного и политического состава дивизии?
– Ну вот, лекцию… Одними лекциями не больно воевать научишь. Лекция для затравки мозгов нужна, а главное - потом в бою эту науку постигать надо.
– Ну, к примеру, разве не актуальна сейчас такая тема, как о некоторых устаревших положениях в боевом уставе?
– Нет, об этом читать не возьмусь.
– Почему так? Ты же сам пишешь об этом и в разговоре только что подтвердил, что это так.
– Нет, Федор Федорович, все это не так-то просто. Боевой устав наш никто не отменял. Да и не могу я взять на себя такое… У меня только собственные кое-какие мысли на этот счет. А потолковать с командирами да и политработниками по этим вопросам, думаю, полезно.
2
Стол давно был накрыт для обеда, борщ остыл и покрылся золотисто-красной корочкой.
– Придется подогреть. Чего же есть холодный?
– сказал Канашов Ракитянскому и предложил: - Давай, комиссар, пока закусим, а там и первое подоспеет.
– Он налил две стопки водки и поставил графин в шкаф.
– У меня сегодня, Михаил Алексеевич, интересная встреча произошла. Гляжу, в партийную комиссию политотдела армии прибыло знакомое лицо. Мы с ним на курсах вместе учились, а потом он решил в войска не возвращаться и посвятить себя научной работе.
– Теоретик, значит?
– улыбнулся Канашов.
– Преподавал, писал диссертацию о партийно-политической работе в подразделении.
– Зачем же он на фронт приехал?
– Собирает дополнительный материал, хочет, как выразился он, новыми яркими примерами оживить свой научный груд. Дал он мне отдельные главы и попросил прочесть. Одну я сегодня с большим трудом осилил. Ну и засушил! Не знаю, оживят ли ее какие примеры. Цитата на цитате, цитатой погоняет.
Канашов почесал затылок.
– А ты его по передовой потаскай. Пусть с нашими политработниками познакомится. Это ему на пользу пойдет.
– Если он изъявит такое желание, я помогу…
– А еще лучше - предложи ему должность комиссара в полку Бурунова. Повоюет, вот тогда наберет материалов на несколько трудов.
Вошел Ракитянский, разлил горячий борщ.
Шаронов ел и все поглядывал в соседнюю комнату, где лежали уложенные штабелями вещевые мешки. Не удержался, полюбопытствовал.
– Это что у тебя, Михаил Алексеевич, за склад образовался?
– кивнул он на мешки.
– Ракитянского имущество. А ты чего это на чужое добро заришься?
– усмехнулся комдив.
Комиссар решил проверить тревожные сигналы о том, что адъютант комдива, пользуясь своим служебным положением, занялся барахольством. Он собирал будто бы и для Канашова и для себя разные трофейные вещи.
– Богатый жених, с приданым, - заметил Шаронов, подмаргивая.
– Он завалит скоро меня этим богатством…
– А ты знаешь, Михаил Алексеевич, худая слава о Ракитянском ходит по дивизии. Как говорится: «Худые вести не лежат на месте».
– Это ты о чем?
– насторожился комдив, перестав есть. В это время вошел смущенный Ракитянский. Он, по-видимому, кое-что услышал из их разговора. И Шаронов решил поговорить с ним.
– Ну и легки вы на помине, старшина. Давайте садитесь с нами.
Ракитянский, удивленный и растерянный, сел.
– Я только что пообедал, товарищ батальонный комиссар.
Шаронов снисходительно улыбнулся.
– Говорят, товарищ Ракитянский, вы собираетесь жениться?
Старшина потупил взгляд от неожиданного вопроса.
– Да что вы, товарищ батальонный комиссар…
«Ну, конечно, это Валя кому-то разболтала», - промелькнула у него мысль.
– А вы чего же скрываете? Или не хотите меня с Михаилом Алексеевичем на свадьбу пригласить?
Ракитянский густо покраснел, смущенно улыбнулся.
– Какая сейчас женитьба, война…
– Война-то война, а в медсанбат вы что-то частенько заглядываете, - сказал комиссар.
Канашов закашлялся, будто что-то попало ему в горло, и косо поглядел на Шаронова: «Ишь ты, дипломат, дуплетом бьет,- будто бы по старшине, а намеком по моему адресу…»
– Любовь войне не помеха, - продолжал Шаронов,- но вот приданого что-то вы больно много накопили, дорогой…
Рзкитянский недоуменно и сердито посмотрел в глаза комиссару.
– Какого такого приданого, товарищ батальонный комиссар? Или вы шутите?
– Да нет, не шучу… Ваши вещмешки?- кивнул комиссар.
– Мои.
«Неужели ему Канашов об этом сказал?» - мелькнула мысль у Ракитянского.
– Вы бы хоть с людьми поделились, а то все себе да себе копите. Нельзя же быть таким жадным.
Канашов заулыбался. Ракитянский вскочил, подбежал к углу, развязал один из вещмешков.
– А я никому и не отказываю. Вы про что больше любите читать, товарищ батальонный комиссар?
«Ишь ты, хитер, дьявол, - подумал Шаронов.
– Но меня не проведешь».
– А вы давайте выкладывайте, я сам подберу, что мне по душе придется. Книголюб, значит, вы, Ракитянский?
– Его медом не корми,- заметил Канашов.
– Не прикажешь ему спать ложиться, всю ночь напролет будет читать…
«И Канашов его поддерживает, шуточками отделывается».
– Что же, это похвально. Книги всем возрастам полезны…
Ракитянский вынул несколько толстых книг в ледериновом переплете, несколько в бумажном. Все книги были старыми, пожелтевшими от времени. Они источали грустный запах залежалой бумаги. Один большой том в массивном кожаном переплете был дореволюционного издания Маркса. Это «Война и мир» Льва Толстого, с богатыми цветными иллюстрациями.