Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
Шаронов перелистывал страницы и обратил внимание на то, что в предпоследней главе была закладка.
– Читаете?
– обратился он к старшине.
– Третий раз уже. Сильная книга. Сколько ни читаю, и все новое для меня открывается. Будто раньше я и не читал этого…
Комиссар бегло прочел страничку с закладкой. Про себя улыбнулся. Описывалось начало свидания раненого Болконского с Наташей. Шаронов взял вторую толстую книгу.
– «Толковый словарь Владимира Даля», - прочел он и удивился.
–
– С этой книгой он мне уже надоел, - сказал Канашов, уходя от них по своим делам, и на пороге добавил: - Отыщет какое-либо старое интересное слово и бубнит его, как попугай. Редкие русские слова любит.
Ракитянский. стоял у стола, крутил в руках карандаш…
И по мере того как опустошались вещевые мешки старшины, на лице Шаронова хитрая улыбка сменялась удивлением. Из одного вещмешка Ракитянский достал пару нового обмундирования и, смущаясь, сказал:
– Некуда положить было…
Из другого вместе с книгами извлек пару чистого нательного белья. Остался один вещмешок, но старшина не стал его развязывать.
– А это?
– указал комиссар.
– Там книги полковника, у него только военные…
Шаронов встал взволнованный.
– Вот это фокус!
– Он подошел, обнял растерянного старшину.
– Молодец, Владимир Викторович! Большое вы дело сделали. А я-то, я-то поддался… И давно вы книги собираете?
– Да как еще отступать начали. Это не все, товарищ батальонный комиссар. У меня много по рукам роздано. Приходят товарищи, просят почитать…
– А возвращают?
– По-разному бывает. Кто приносит, а кто и нет. Вот неделю тому назад ко мне боец приходил. Еж его фамилия…
– Слышал. Ну и что он?
– «У меня, - говорит, - день рождения, товарищ старшина, подари мне русские былины. Люблю, - говорит, - их читать…» А за Чеховым - очередь. «Бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека до дыр зачитали, несколько раз уж страницы подклеивал…,
Шаронов слушал, и ему становилось не по себе. «Как же я мог так плохо о нем подумать? А из него бы неплохой политработник вышел. Да разве Канашов отдаст… Упустил я из виду работу с полковыми библиотеками, верил комиссарам полков, что мало кого сейчас интересуют книги».
– А вы и учет ведете, кто книги берет?
– Записываю. У меня тут алфавитник есть. Так, для себя, на всякий случай. Они мне за это кличку дали - «библиотекарь».
– Хорошая кличка. Вы не обижайтесь.
Ракитянский махнул рукой.
– А я и не обижаюсь.
В дверях показалась военврач Аленцова, исполняющая обязанности начальника санитарной службы дивизии вместо погибшего при бомбежке врача Орехова. Подрумяненная морозом, с выбившейся из-под заиндевевшей шапки на лоб темной прядью волос, она была свежа, как девушка. Из-за борта шинели у нее торчали книги. Увидав Шаронова, смутилась, но тут же нашлась.
– Здравствуйте, товарищи. Я к вам, старшина. Разрешите поменять, - протянула она три книги.
– А у вас что тут, инвентаризация?
– едва улыбнулась она краешками красивых губ.
– Давайте, товарищ военврач, поменяю. Какую вам?
– Вы мне Гоголя обещали. И «Тихий Дон».
– Гоголя - пожалуйста, а «Тихий Дон» кто-то взял.
Старшина открыл алфавит, посмотрел.
– У Бурунова «Тихий Дон». Да вы его уже читали…
– Эту книгу я могу читать бесконечно…
Аленцова взяла книгу, попрощалась и ушла.
«Постеснялась при мне спросить о Канашове, - подумал Шаронов.
– Женщина что надо: умна и красива. Не зря Михаил Алексеевич влюблен в нее».
– Где же вы столько книг хранили?
– снова спросил комиссар у Ракитянского.
– С собой возил, на машине. Ребята мне всегда помогают. Когда машины не было - в обозе ездовые возили…
– А что, если вам часть книг по нашим полковым библиотекам раздать?
– Но, увидев понурый взгляд старшины, добавил: - Не все, а те, что не особенно жалко.
– Вот вы спросили, товарищ батальонный комиссар, - а не жалко? Я их с первых дней войны собирал. От огня спасал, сколько книг раненых и порванных к жизни вернул.
«Да он о книгах говорит, как о людях. Они для него что близкие товарищи».
Шаронов встал, крепко пожал старшине руку.
– Хороший вы человек, Владимир Викторович. Правильная у вас линия жизни.
– И ушел, оставив так ничего и не понявшего старшину в недоумении.
Возвращаясь в политотдел, Шаронов корил себя в душе: «Как же это меня подловили на мякине, старого воробья? Нельзя о людях судить по чужим словам. Ведь я же коммунист и политработник…»
3
Немецкий офицер лежал за железными бочками и вел переговоры с Наташей Канашовой.
– Девушка, выходите из своего дзота. Давайте знакомиться. Серьезно, я наш…
Канашову стали одолевать сомнения. Больно уж чисто говорит этот немец по-русски и «окает»…
– Пусть бросит тебе свой пистолет, - подсказала Ляна.
Наташа предложила незнакомцу сделать это, и он швырнул ей свой пистолет.
– Только не хитри, - предупредила Наташа.- Если даже у тебя есть другой пистолет - нас двое. Не я, так моя подруга расправится с тобой. Верно, Ляна?