Годы нашей жизни
Шрифт:
16. I 1946 года, Германия
«Читаю я Ваши письма, особенно последнее, и думаю. Старый солдат все еще не успокоился. Все еще тянет его в неведомые дали, все еще одолевают его высокие думы и заботы обо всем мире. Обнимаю Вас, Захарий Петрович…»
ПОЛЕМ БОЯ СТАНОВИТСЯ ПИСЬМЕННЫЙ СТОЛ
Храбрость нужна писателю так же, как генералу. Э. Золя
Захар
Казакевич за несколько тысяч километров от него — в Германии.
И если долго нет писем, друг-отец полон тревоги.
3. Выдриган — Э. Казакевичу
24. XII 1945, из Тамбова
«Ты молчишь, как в воду канул. Может, мое беспокойство не без оснований? Не сорвали тебе там голову начальники? Пиши, друг».
Чем же занят офицер разведотдела армии?
3. Выдригану, 27.I 1946 года,
из Германии
«…В основном обобщением опыта войны в разведке. Написал большую работу «Заметки об обороне немцами городов». Ее сильно расхвалили. Теперь пишу еще больший труд: «Организация и проведение поиска по захвату контрольного пленного». В этой работе несколько раз упоминается Ваше имя, как Вы меня учили вести разведку, советы Ваши как старого разведчика и т. д. Работа обещает быть очень интересной. Это объемистый труд (40–50 страниц на машинке), где я постараюсь обобщить весь опыт организации поисков…»
А что делает литератор Эммануил Казакевич?
«Я, по-прежнему, делаю заметки для будущих своих работ…»
Замысел «Звезды» уже родился.
Писатель Казакевич сможет его осуществить потому, что был и есть разведчик капитан Казакевич. И то, чем сейчас занят офицер разведки штабарма, тоже будет иметь прямое отношение к «Звезде». Это окажется военно-теоретической подготовкой для создания повести.
Весной сорок шестого года Казакевич вернулся в Москву. Он полон замыслов, хочет писать. Но нет крыши над головой, а на руках семья, две дочки.
«Никогда не теряй бодрости», — пишет старый друг. И из Тамбова Выдриган помогает писателю раздобыть временное жилье — «трущобу в Хамовниках», где Эммануил Генрихович сутки напролет трудится над повестью о разведчиках.
Э. Казакевич — генералу 3. Выдригану
«…Привет Вам от жены и бедных девочек, которые порядочно настрадались последнее время, пока я сидел и работал, не зная, что получится. И получилось…»
«…Если я со своими детишками выдержал последние два месяца — без дров и часто без еды, да еще написал вещь, которая признана хорошей… мне приходится удивляться себе самому и терпению моей многострадальной семьи…»
«…Я закончил повесть о разведчиках… Она… появится в № 1 за 1947 г. журнала «Знамя», а позже выйдет отдельной книжкой… Моя повесть заслужила в литературных кругах очень высокую оценку — пожалуй, выше того, что она заслуживает. Но я не буду зазнаваться, можете быть уверены, буду продолжать работать…»
Это из писем, которые в декабре 1946 года и январе 1947 года Казакевич шлет Выдригану, уже перебравшемуся в родной Херсон.
Поздним вечером сорок седьмого года, еще не подозревая, какая встреча его ждет, Захар Петрович раскрыл только что прибывший, пахнущий свежей краской номер московского «Знамени».
В ту ночь он не смог заснуть. Допоздна читал не отрываясь. И только когда устали глаза, он, сдвинув очки на лоб, широкой ладонью на минуту-другую прикрыл покрасневшие веки.
Он растроган и потрясен. Ему самому как-то даже не верится: неужели это написал Эмма?! Словно чтобы убедиться, время от времени он возвращается к заглавной странице, на которой значится: «Э. Казакевич. «Звезда». Повесть».
Одно дело Эммины военные стихи или песни. И совсем другое — эта необыкновенная повесть, в которой Захар Петрович узнает людей дивизии, самого себя и своих товарищей.
Читая страницы о гибели командира разведчиков Травкина, Выдриган так разволновался, что не удержал слезы. Он сейчас не постеснялся бы своих слез, будь он даже не один в комнате.
Кончив читать повесть, Выдриган долго сидел, смежив веки, подперев руками лицо, так что колечки усов пробивались между пальцами. Генерал самому себе улыбнулся, вспомнив, как убеждал Казакевича: «Слушай, Эмма, написал бы ты историю дивизии».
В «Звезде» — история не одной их дивизии и армии, а ответ писателя на вопрос, интересовавший целый мир: каков он, советский человек и воин, спасший человечество и человечность.
3. Выдриган — Э. Казакевичу 1.VI 1947 г.
«Твою повесть я читал с жадностью, радостью и боязнью….
Ты написал правду о войне и разведчиках. Я думаю, твоя первая «Звезда» уже ярко светит».
Выдриган понимал, что этой повести суждена долгая жизнь. И от сознания своей причастности к событиям, в ней изображенным, и к рождению самой книжки у Захара Петровича теплело на душе.
В течение недели он перечитывал «Звезду» несколько раз. Чем дальше, тем сильнее она находила в нем отклик. И не потому только, что он — один из ее героев. Глубоко человечная и драматичная повесть была созвучна духу Выдригана, его отношению к жизни и людям, его судьбе, радостям и горестям.
Вместе с Травкиным и его разведчиками через всю повесть проходит комдив, полковник Сербиченко. Казакевич передал своему Сербиченко биографию Выдригана. Как и Захар Петрович, он «старый опытный разведчик прошлой войны, унтер-офицер», заслуживший георгиевские кресты.
Писатель наделил Сербиченко неиссякаемой выдригановской любовью к солдату и особой симпатией к разведчикам, тайны ремесла которых он знает до тонкостей: «Разведчики остались его слабостью навсегда».
Подобно Выдригану, бесстрашный и волевой в достижении цели Сербиченко так же, как он, бережет людей и ведет им счет не по взводам и ротам.